Сансара Комиссара
Ленин —
жил.
Ленин —
жив.
Ленин —
будет жить.
Ленин рядом.
Вот
он.
Идет
и умрет с нами.
И снова
в каждом рожденном рожден —
как сила,
как знанье,
как знамя.
В. Маяковский.
Как нарком-продфинторг-надзорщик, я по служебной линии часто выезжаю на места соцпродразверстки, где провожу долгие часы работы с товарищами по части контра-контрреволюции и вообще, веду политическое просвящение в рядах неокрепших рабочих мозговых масс.
Семеныч, например, слесарь восемнадцадтого разряда, слесарит по металлу и прочему необузданному рабочей рукой материалу.
Он поворачивает ко мне свое красное, что твой помидор, лицо, и давай мне чесать про трудности рабочей жизни.
Понимающе киваю. Завтра его заберут по моему доносу, который я уже мысленно довожу до ума, хоть мне и симпатичен этот мужик. Что поделать, никаких исключений врагам народа.
Иду дальше смотреть на достижения своей Родины. Вижу: гора хлеба на замасленном полу цеха по производству куполов для сковород и прочей утвари.
Хлеб почти совсем не покрылся плесенью, а тут его какая-то собака жрет. Товарищ, говорю, а ну, предъяви документ. Представься.
Он говорит, Трофим. Я говорю, документ.
– Третьего дня потерял. Пожалей, дядя, кушать нигде нету.
Я по-служебному вздыхаю, раскрываю кожаный плащ, достаю папиросы новой марки "Мой Ленин", и предлагаю нам по штуке. Он благодарно щерится, глядя на лико вождя на пачке, а я неотрывно смотрю на бородавку на его носу, прикидывая, как бы ее получше включить в донос. Включить нужно обязательно, это такая индивидуальная примета, без которой конкретно этот документ был бы неточен, а я терпеть не могу неточностей, у меня все строго, на то я своим народом и назначен в комиссары.
Отвлекся.
Понимаю, что Трофим давно о чем-то жалобно рассказывает.
Про тетку, про большевиков, про зиму, что есть нечего, про стачки, про спички, про цилиндрики и лес, про гайки, про коммунизм, про революцию, про жизнь в целом и этот случай в частности.
Протягиваю к его лицу вытянутую ладонь.
– Спокойно, товарищ. Теперь все по-иному будет.
Все-таки этого надо упаковать сегодня. Совершенно политически безграмотен и неосмысленен. Работы с такими, как правило, тьма.
В конце рабочего дня иду к служебному транспорту. Меня везет мужик Никита. Никита напряженно молчит, и слова из него не вытянешь. Вот это наш человек.
