Обычный дождливый Питерский день.
Смоленское военное кладбище.
Свежевыкопанная могила, гроб, и возле
него, не считая военного караула, всего несколько
человек.
Девушка
метиска, — явно с
японскими корнями, — парень с потухшими глазами, ещё одна
девушка — высокая
блондинка в тёмном кашемировом плаще, молодой мужчина с хвостом на
голове, седой японец и четверо кладбищенских работников.
Они долго ничего не говорят, то и дело
поглядывая на заколоченный гроб, и наконец парень с потухшими
глазами произносит, обращаясь к мужикам с лопатами и
верёвками:
— Давайте...
Те поднимают гроб, кладут его на
плечи, делая пару шагов по направлению к могиле.
Сухо щёлкают выстрелы. Потом ещё раз и ещё.
Военные застывают по стойке смирно, а
гроб плавно опускается в глубокую яму.
Девушка метиска плачет, парни
отворачиваются, японец молчит, и лишь высокая блондинка никак не
реагирует.
Гроб шумно утыкается в дно могилы, и
через несколько секунд в крышку начинают биться комья земли до тех
пор, пока на месте ямы не вырастает невысокий холмик.
— Прощай, Илья, — шепчет парень с потухшими
глазамии, беря под руку девушку
блондинку, молча уходит.
— Спи спокойно,
Мастер, — прикоснувшись к уже
намокшему кресту, так же тихо шепчет мужчина с хвостиком и,
зачем-то кивнув куда-то в пустоту, отходит в сторону.
За ним почти сразу устремляются
остальные, и только седой японец ещё стоит возле креста какое-то
времяи что-то тихонько
бормочет.
Но вот и он покидает своего господина,
точнее, его могилу, и, едва не свалившись в грязь, выходит на
тропинку.
Дождь усиливается. Ветер стихает.
Солнце опускается за горизонт.
На кладбище тихо, все спят. И только
свежий могильный холмик как-то странно шевелится.
Сначала слегка вздрагивает, затем,
весело похлюпывая, осыпается мокрой глиной с краёв, и наконец земля
сдаётся, и на свет, лунный свет, появляется чья-то скрюченная,
местами почерневшая грязная рука.
Размазывая мокрый грунт, рука
беспорядочно тыкается в грязь, и наконец, нащупав основание креста,
замирает.
Спустя несколько
секунд с противным чавканьем
из глины лезет вторая рука, за ней так же перемазанная землёй
голова, и постепенно, с частыми остановками, из могилы выползает
какой-то человек и, подставляя лицо дождю, долго смотрит вверх, в
затянутое тучами небо.
Затем, с трудом собирая разъезжающиеся
в грязи руки, он откатывается в сторону, туда, где грунт не разрыт
и есть немного травы, вытягивается во весь рост и долго лежит без
движения.
