Автор благодарит:
Александра Москальца — за помощь на
«всех фронтах»;
Евгения Львовича Некрасова — за
литературную помощь и советы;
Ивана Блажевича — за помощь и
технические советы.
Автор просит считать все совпадения
имен, фамилий и географических названий не более чем
совпадениями.
Пролог
10 июня 1944 года
Мусталовский ручей
(44 км от Ленинграда)
— Взялись!
Команды Алексей толком не расслышал — гремело и грохотало все
вокруг. Но и так было понятно — батарейцы подхватили станины,
навалились, упираясь руками, плечами и животами в боевой металл —
гаубица дрогнула, поднатужилась и двинулась вперед. Это чудище,
весом в две с половиной тонны — звали
«Манечкой»[1].
Ее, гаубицу, в огневом взводе любили — от Орши шла-воевала.
Впрочем, ее же и ненавидели. Сейчас, изо всех сил упираясь в
массивное, обтянутое грубой резиной покрышки металлическое колесо,
Алексей теснее жался к надежному железу. От пули и осколка точно
защитит. Если «подарок», конечно, с той, с удачной, стороны
рванет…
«Манечка» катилась, по-утиному переваливаясь на комьях земли,
выброшенных из свежих воронок. Кажется, гаубица уже сама стремилась
вперед — в долинку, к тому заболоченному ручейку, где еще торчали
остатки изломанного тростника, дальше — к щепе и обрывкам
«колючки», оставшейся от первой линии заграждения на чуть заметном
подъеме, еще дальше — к далекой, полностью выкошенной первыми
артударами роще. Откуда-то с той стороны били финны, и где-то там
был этот чертов дот. Левее, по нашему берегу ручья, маневрировали
прикрывающие атаку танки: четыре легких Т-26. Правда, один стоял и
вяло дымил. Ни своей пехоты, ни самоходок, что откуда-то справа
часто и глухо лупили по финнам, Алексей не видел. Видел младший
сержант Трофимов стальное колесо. Смотрел на царапины глубокие и
толкал «Манечку».
Позади остался «Сталинец»[2] —
согнулся с кувалдой водитель над лопнувшей гусеницей, двое бойцов
торопливо стягивали на землю ящики с выстрелами…
…Звякнуло-взвизгнуло, срикошетив от щита — вот и прикрыла
«Манечка». Что-то закричал командир орудия — Алексей так и не
запомнил, как его зовут, но точно сержант был с Волги, — все шутил,
что из потомственных бурлаков с углубленным классовым упорством.
Лейтенант, командир огневого взвода, шел за орудием, то и дело
обеими руками поправлял каску, вглядывался — где-то здесь должна
быть заранее размечена позиция. Расчет готовился — ребята ползали
сюда по ночам. Вообще-то проклятый дот пытались разглядеть уже
четыре дня. Четыре дня как прибыла на передовую батарея, а дот
здесь торчал черт знает сколько, может, вообще с самой Финской
уцелел, врос, вжился, стал частью того пологого склона. А может
быть, частью той рощи, от которой остались стволы-пеньки высотой в
рост человека да груды измочаленных ветвей. Но дот точно был еще
живой. Утром по нему били дивизионом, но, как теперь уже понятно,
не добили. И настал черед «Манечки», что и ждала своего выхода в
орудийном окопе за траншеями пехоты. «Прямой наводкой» это
называется.
