Читать Мартовские колокола - Борис Батыршин

Осенний день был чудесен. Нежаркое сентябрьское солнышко щадило затянутых в сукно и толстую кожу людей; короткий, теплый еще дождик прибил пыль, поднятую лошадиными копытами. Воздух над полями и невысоким, увенчанным сосновым бором откосом был прозрачен, как наилучший хрусталь, а потому издали можно было различить и шитье на офицерских мундирах, и императорские вензели на ташках гусар, и латунные кокарды киверов. Правда, время от времени ряды войск затягивала сплошная ватная пелена порохового дыма; а уж когда стреляли двухфунтовки, стоящие у самого моста, дымные столбы вылетали из их жерл на много метров вперед, закрывая от наблюдателей все: и сдвоенные ряды парижских волонтеров в нарочитых обносках и «революционных» треуголках, и разворачивающихся на фоне горящих изб кирасиров, и серых с красным гусар Третьего полка, стоявших где-то на дальнем от ручья фланге, возле редких кустов тальника.

– A gauche convetion marche![1]

Неровная линия кавалеристов в серых ментиках с красными шнурами принялась разворачиваться влево. Крайний высокий худощавый – единственный, чей мундир был украшен серебряным шитьем, – обернулся, привстав на стременах. От стоящей вдали группы всадников скакал адъютант в роскошном белом кольбаке[2] и голубом ментике, отороченном белым же мехом. На скаку он махал рукой в сторону русских позиций и неразборчиво кричал.

Всадник в серебряном шитье – видимо офицер, командир небольшого отряда, – поморщился и повернулся к гусарам:

– Serrez vous range! Prepare pour charge![3]

По серой с красным шеренге прошло шевеление. Верховые принимали влево, сокращая интервалы; малое время спустя они уже стояли колено к колену, выжидающе поглядывая на офицера. Лишь один, правофланговый, боролся с заигравшей некстати кобылой – та мотала головой и дергала повод. Всадник шипел и нехорошо ругался.

– Sabre a maine! Portez vous arme![4]

Залязгало; высверками вылетели из ножен и легли на плечи клинки. Одна-две лошади испуганно дернулись, но остались в строю. Адъютант подлетел к офицеру и, наклонившись, принялся что-то говорить; в стороне как раз бабахнула двухфунтовка, и лошадь адъютанта, присев на зады, резко отпрянула от источника звука – тот еле удержался в седле. Гусарский офицер кивнул, опустил руку с саблей к стремени и слегка приподнялся в седле: