- Приехали! - взволнованно оповестила я родителей
и поспешила к ним в гостиную.
Но на пороге появился он один. Бледный.
Измождённый. Шокированный...
Всё, что я запомнила за оставшиеся часы этого
вечера, - потухшее, безжизненное лицо Виталия и нетерпеливые вопросы мамы о
Джессике и малышке, рвущиеся сквозь рыдания. А ещё его короткие, чуть
живые ответы, как кинжал, вонзающиеся в сердце: "Джесс больше не
придёт." "Сердечный приступ". "Дочку спасти не
смогли..."
Отец увёл убитого горем друга на кухню, запретив
нам приближаться к нему со своими, льющимися рекой слезами. И, как я поняла,
просто накачивал его бурбоном, решив, что это сможет хоть немного отключить от
реальности и облегчить страдания человека, лишившегося в одночасье сразу двух
любимых людей.
Я же закрылась у себя в комнате и ревела, как
никогда в жизни, чувствуя и переживая его боль, как свою... Кусая кулаки и стискивая
зубы, чтобы не завыть в голос. До тех пор, пока хватало воздуха в лёгких. Потом
вдыхала через рот, минуя заложенный, распухший нос и каждый раз с этим вздохом
наружу высвобождался упрямый, рыдающий всхлип.
В эту ночь уснуть я не смогла, пытаясь понять,
что происходит внизу. Пару часов слушала тишину, а потом не выдержала и тихо
спустилась вниз.
До рассвета оставался час, а я стояла посреди нашей
тёмной гостиной, наблюдая за спящим любимым и борясь с одурманивающим желанием
погладить его волосы и утешить, облегчить боль. Рука неуверенно потянулась к
тёмным, растрёпанным волосам, но я не посмела. Закусив губу, давила душащие
меня рыдания. Скрытая завесой темноты и его неспокойного сна, я продолжила
просто смотреть... Как и все последние семь лет...
Прошла неделя.
Вначале он уехал. Просто бросил машину возле
нашего дома и, пока все спали, сел на свой мотоцикл и укатил в неизвестном
направлении.
Появился только накануне похорон, организованных
Бог знает кем. Предполагаю, что братьями Джессики. Хотя, возможно, Виталий как
раз этим и занимался в своё двухдневное отсутствие. Мы не спрашивали об этом. И
он молчал. Вообще молчал - не проронил не слова за все эти дни.
Родители очень переживали, но как помочь, как
облегчить его боль, не могли понять. А что уж говорить обо мне и моём любящем
сердце, сжимавшимся каждый раз, когда я смотрела на него. Убитого горем,
удручённого. С тенями, залёгшими под безжизненными, потухшими глазами.