– По-твоему, я идиот? Я знаю, что люди в своей массе моногамны, по крайней мере, они так себя преподносят в обществе.
– По-моему, ты Высший, привыкший к беспрекословному исполнению своих прихотей, не отягощенный моралью или еще какими-то ценными человеческими качествами.
– А если все же сегодня заберу Элеонору?
Хваленая выдержка Константина дала трещину, и он плавно встал, выражая недовольство и возмущение. В исполнении человека этот жест выглядел бы как нервный вскок.
– Ты совсем меня не слушаешь, да?! Девочка невинна во всех отношениях. Во всех. И перед ее глазами только что был пример принуждения. Как думаешь, хочет ли Элеонора повторить судьбу истинной волка? Нетерпением добьешься еще большего страха перед собой и спровоцируешь очередную стычку с оборотнями.
– Я и так ждал две недели, пока представится возможность увидеть свое «сердце».
– Как же складно врешь, мой князь. Ее комната уже пропитана твоим флером. Скажи спасибо, что никто из оборотней к ней не заходит, иначе бы закрыли Элю в особняке. Куда, спешу напомнить, у тебя нет разрешения войти.
– А что ты делал в ее спальне?
Константин наградил князя тяжелым взглядом и покачал головой:
– Это мой дом. А вот зачем ты навещаешь девочку? Если я узнаю о принуждении, не посмотрю на то, что ты правящий.
– Мы что, сейчас ссоримся из-за человечки, волчьего приемыша? – В голосе скользнуло удивление.
– Не человечки, а ребенка, которого я знаю практически с рождения. В свое время слишком много вложил в нее сил, и не только физических. Девочку подобрали в буквальном смысле на улице. Они с братом прятались на разбитой детской площадке среди покосившихся двухэтажек. Вела только полгода боролась со сном. Ребенок боялся спать в тишине, не понимал, почему на нее не орут и не занимаются рукоприкладством. Так что Эля для меня, словно дочь, которой никогда не было.
– Забавно, не находишь? Кажется, я увлекся твоей дочерью. – Александр отпустил руки и балансировал на ножках кресла.
– Пусти свое красноречие и обаяние в другое русло. У тебя есть две недели, чтобы расположить девочку к себе. Дольше я не смогу стаю удерживать от подозрений. И у меня нет никакого желания ощутить на себя гнев волчицы, влекомой материнским инстинктом.
– А что с родителями и братом? – Александр не слышал слов предостережения и витал в своих мыслях.