– Нет! – прошептал учитель, закрыв
глаза. – Она в чём виновата?..
– Один отдал концы в тюремном
лазарете до суда и следствия, – заметил кто-то, видимо,
осведомлённый более остальных. – А немую пытали, пока не поняли –
толку от неё не будет. Если что и знает – поделиться не сможет.
– Быстренько осудили!
– Чего тянуть! Всё равно ни слова не
молвит в оправдание. Значит, повинна во всём, что ни предъяви.
Из распахнутых ворот, громыхая
оковами, ковыляла приговорённая, волоча на себе привязанное к спине
тело. На ней, как и на трупе, был только мешок с дырками для рук и
головы, плохо скрывающий следы недавних издевательств. Можно
сказать, выжившей повезло меньше сообщников. Заметно, ей было
трудно и больно переставлять ноги. Не только из-за цепи!
Узницу с ношей выпихнули на середину
верхней ступени и развернули боком к площади, чтобы двоих всем
хорошо было видно. Сверху по-змеиному спустилась петля – дождалась
своего часа. Её накинули сразу на обе шеи, пропустив под
подбородками. Зрители одобрительно загудели: вдвоём на одной
верёвке – это занятно.
– Смертникам… – начал торжественным
тоном судья и тут же запнулся. – Точнее, смертнице предоставляется
право последнего… Впрочем, в её случае это лишнее. Привести
приговор в исполнение! Давай! – махнул он выглядывающему из
высокого окошка палачу.
Наверху заскрипел ворот. Бритые
затылки мёртвого и пока ещё живой сдавило вместе, горла пережало.
Длинная верёвка, вытягиваясь, поднимала нестерпимо медленно.
Осуждённая из последних сил пыталась устоять на цыпочках, царапая
пальцами истоптанный снег.
– Нашему синьору на
корону
С дерева нагадила ворона.
Оскорбленье он не мог
снести,
Лес велел проклятый
извести.
Изрубить, испепелить, с лица Земли
стереть!
Ждут деревья в Преисподней, пятки
ему греть!
– пропел в толпе звонкий голос. – Это
ведь твоя песня?
И показалось, на лице преступницы на
какой-то миг возникла тень улыбки, прежде чем её ноги, оторвавшись
от опоры, задёргались в воздухе, задевая и ударяясь о другие, уже
окоченевшие и прямые как палки, точно она пыталась избавиться от
лишнего груза. Звон цепей потонул в хлопках и улюлюканье.
– Держи бунтовщицу! – тщетно пытался
быть услышанным стражник, продираясь вслед за певуньей сквозь
народ. Никто не хотел пропускать из-за него самое интересное.
Какая-то оборванная девчонка выбралась из людской гущи и шмыгнула
прочь, только и видели.