– Мне нельзя появляться в городе, –
губы её вдруг болезненно дёрнулись, а глаза стали влажными. Ну вот,
началось ни с того ни с сего!
– Почему? Всем можно, а тебе нет?
– Именно!
– Что за глупости? Хочешь, чтобы тебя
проводил? Но я уже сказал, мне некогда. Занятия начались, увы,
раньше субботы не освобожусь. Да и другие планы были. Никогда
ничего не успеваю! В общем – либо терпи неделю, надеюсь, к тому
времени он сам одумается и вернётся, либо, поскольку уже не
маленькая, найди себе надёжных попутчиков. Сейчас многие везут
продавать урожай, дорога, в принципе, безопасна. Остерегайся солдат
и бродячих трубадуров, а крестьянам, которые едут семьёй, доверять
можно. И пешком в одиночку через лес не вздумай ходить.
– Знаю. Просто мне запрещено там
быть. Под страхом жестокого наказания… А я должна его найти и
предупредить!..
– О чём? И не припомню, когда ты
успела серьёзно провиниться. Если желаешь, переговорю с госпожой,
чтобы тебя простили и отпустили…
– Она не знает. И вам не следует… Это
было раньше… До того, как вы с ней у нас объявились.
– Не следует, так не следует. Я не в
обиде. Тогда в чём же дело, раз все забыли давно? Память о том
твоём проступке наверняка бесследно стёрлась, так что его, считай,
и не было.
– Не стёрлась! Она со мной, и при
желании её любой может увидеть.
– Я вот не вижу…
– Хотите? Не думаю, что вам
понравится!
– Но, если это тебя гложет, лучше не
держать в себе.
– Вы станете меня презирать.
Прекратите давать книги. Впрочем, я и так уже не ваша ученица, сами
сказали… И другим откроете, оно ведь за этим – чтобы все-все знали…
Желаете посмотреть?! – зло сверкнула она мокрыми глазами.
– Решай, насколько нужно это
показывать, – учитель не собирался насильно вытаскивать из неё то,
о чём неприятно или стыдно вспоминать. – Словами не можешь
объяснить?
Вместо ответа она задрала левый
рукав. Пониже локтя смутно белели несколько соединённых концами
полосок. Будто, фигурно выложив приклеенные слюной травинки,
нарочно держала это место под солнцем, пока не загорит и не
получится узор. Что за глупое баловство! Однако загар заканчивался
раньше – чёткой границей над запястьем. Скорей походило на
застарелый, почти изгладившийся симметричный шрам.
– Что это?
– Не видите? – она поднесла руку
поближе к камину, развернув к огню. Фридрих брезгливо сморщился.
Слишком явственно, вопреки сопротивлению его разума, на бледной
коже с юношеским пушком прорисовывался клиновидный контур с
завитком внутри – стрельчатая арка со свисающей петлёй,
недвусмысленно дающей понять, что ждёт, если вторично не повезёт
оказаться там, где это оставили.