– Это не моё было…
– Чьё же?
– Его.
– Нашла? Или?..
– Не, не стащила. Сам дал.
– И чего потребовал взамен?
– Ничего…
– Просто так? И вдруг возникла
надобность? За что же одарил тебя столь нужной вещью? За красивые
глаза? Прости! Они у тебя действительно красивые! И лицо… И сама
очень милая! Несмотря… Да что я! Тебе, верно, без меня уже всё про
это сказали. Но вот в его бескорыстность я почему-то не верю.
– Сама удивлялась. Но это правда было
вроде подарка. Только на время…
– Подарок на время? Весьма странно. И
теперь явился за ним?
– Да! – она закрыла лицо рукавом.
– И тебе жалко его отдавать? Он
слишком ценен для тебя?
– Не в том дело! Просто я не могу его
вернуть, поскольку даже не знаю, где он!
– Тоже исчез? Давно?
– Вчера ночью.
– Боюсь, это совпадение не в пользу
твоего будущего мужа. Но может оказаться и просто совпадением.
– Было б лучше. Правда, тогда вообще
не представляю, как быть. А страшный старик говорит, теперь меня
ждёт ещё хуже, чем раньше…
Всё оказалось куда серьёзнее.
Выходило, учитель невольно помог?.. Типу, не вызвавшему ни
малейшего желания содействовать. Тот сам не ожидал узнать предмет
своих поисков в бедной пастушке. Девушка, которой чудесным образом
повезло? Об этой точно такого не скажешь! Хотя, с чем сравнивать…
Может статься, она не внучка вдове, и даже не внучатая племянница.
И в том и заключалось везение – встретить в момент отчаяния эту
добрую, бескорыстную женщину. Кто же она тогда?
– Вытрись, – протянул ей платок. –
Успокойся и рассказывай по порядку: что это было, зачем тебе дали,
и для чего оно ему вновь понадобилось.
– Это тайна, меня просили, и я
обещала…
– Подозреваю, кое с кем ты уже успела
ею поделиться. А я не просто так любопытствую. Ты ведь за помощью
пришла. И по адресу, так что отбросим условности. Рассказывай.
Девочка прикрыла глаза. Лицо застыло.
Фридрих невольно опустил взгляд, понимая, что вместе с
воспоминаниями к ней возвращается боль, которую она долго пытается
забыть.
– Пойми. Это в первую очередь нужно
тебе самой. А я никому…
– Знаю, – кивнула она, вздрогнув от
холода, не промозглого осеннего, а того, который вернулся из
прошлого. – Извольте.
Если говорить о детстве Маи, невзгод
и напастей в нём всегда хватало и всё прибывало. Только
притерпишься и привыкнешь, а терпи и привыкай опять. Родители,
странствующие торговцы старьём, дочку не баловали. Обращались как с
прислугой, или хуже. Одевали исключительно в то, что невозможно
перепродать, и частенько поколачивали. Мать никак не хотела ей
простить, что та единственным ребёнком осталась при ней, когда
старшие братья, от которых «вышло бы куда больше проку», не
вернулись с войны – один погиб, про второго не было никаких вестей
– как будто она в этом виновата! Впрочем, и из ранней детской
памяти о братьях сохранились лишь тумаки. Отец, когда бывал не в
духе, принимался пенять жене: дескать, она вообще не его дочь, а
прижита неизвестно от кого. А после ей доставалось уже от матери.
Мир она видела в основном сквозь дырку в пологе набитого хламом
фургона – в остальных случаях некогда было поднимать на него
глаза.