Мы миновали этот перекрёсток и подъехали к следующему, на
котором дымился вражеский лёгкий танк. За домами поблизости
прятался взвод пехоты.
– Кузьма, стоп машина! – крикнул я мехводу. Танк с рывком
остановился.
– Не можем наступать, – крикнул мне на плохом английском с
сильным французским акцентом пехотный лейтенант, расположившийся
вместе с радистом за подбитой машиной. – Пулемёт, – он махнул рукой
в сторону, где находилась цель.
– Понял, – ответил я тоже по-английски, хотя понял я лейтенанта
с трудом. За три месяца, проведённые мной на фронте, я научился
худо-бедно изъясняться на английском, но даже носители языка меня
не всегда понимали. Некогда лет сто назад Александрия ещё являлась
английской колонией, а теперь это было самостоятельное государство,
постоянно воюющее со своими бывшими хозяевами. И кто тут только не
встречался: германцы, французы, испанцы, и даже русские, не говоря
уже о коренном населении. И русских тут оказалось предостаточно.
Так, например, танковая рота, в которую меня определили, полностью
состояла из моих соотечественников.
Я спрятался в башню, танк наш протиснулся между угловой
полуразрушенной халупой и подбитой машиной и выбрался на
перпендикулярную улицу. Я прильнул к перископу и вскоре понял, где
засел вражеский пулемётный расчёт: он находился на первом этаже
изрешечённого пулями двухэтажного дома с крошечными окошками и
большой дырой на втором этаже. Я навёл орудие и приказал зарядить
осколочно-фугасный.
Пушка грохнула у меня под ухом, снаряд пробил стену из хлипкого
кирпича и взорвался внутри. Застрочил наш курсовой пулемёт. На
всякий случай я выпустил ещё один снаряд. Он попал прямо под окном,
в котором засел враг. Путь был свободен. Теперь дело за
пехотой.
Я высунулся из люка, хотел крикнуть пехотному лейтенанту, чтобы
тот наступал, но тут за дальними домами показался дым от трубы. Я
нырнул в башню, приказал заряжать бронебойный и прильнул к
прицелу.
Из-за угла полуразрушенной хибары в конце улицы выехал, дымя
трубой, неказистый танк с длинноствольным орудием в носу и башней
на крыше с пушкой мелкого калибра. Наше орудие плохо подходило для
борьбы с бронированными целями, а избежать столкновения мы не могли
– оставалось надеяться на удачу.
Я медлить не стал: едва вражеский танк показался из-за руин, как
я произвёл выстрел, который должен был поразить противника в
боковую проекцию. Болванка ударилась об угол корпуса и
отрикошетил.