Иван их встретил уже полностью одетым — почуял настрой напарника
и приготовился. В добротном сером костюме «с искрой» и сияющих
новеньких ботинках, он походил на преуспевающего врача или
служащего. Образ этот он тщательно поддерживал, потому следил за
модой и даже бывал на модных показах.
– Чаю хочешь, Акимыч? Или, кофию? – заботливо спросил Иван
приказчика, но тот снова отмахнулся и забегал по комнате.
– Рассказывай, что стряслось, пока я переодеваюсь, – скомандовал
Стас и пошел к себе собираться. Дверь оставил открытой и крикнул,
открывая платяной шкаф, – давай, не тяни.
– Да сам я не пойму, что говорить, Стас Григорьич, – крикнул в
ответ приказчик. – Вчера ночью Говоруна прямо на Москворецком мосту
убили!
– Какого говоруна? – не понял сначала Стас, а, вот, Иван,
внимательно следивший за политической жизнью столицы, изумленно
присвистнул:
– Да неужто? Прямо на Большом Москворецком? Вот это дела.
– Вот-вот! Дела! – занервничал приказчик. – С девкой какой-то
его на этот мост понесло. Вроде, после ресторации решили
прогуляться, тут его и....
– В «Лобном», что ль сидели? Что в Старом магазине?
– В ней, где ж ему еще сидеть-то! – подтвердил Акимыч.
– Да кто он такой, Говорун этот? – рявкнул из комнаты Стас. – И
какого лешего купцу твоему от нас понадобилось, толком говори!
Вместо приказчика ответил Иван.
– Покойный — Говорун Борис Вениаминович. Фамилии соответствовал
полностью, говоруном считался бесподобным. Ты его помнить должен,
он сначала за строительство в ближних посадах, да по городкам вроде
Сергиева Посада отвечал. Пока пост занимал, громко говорил, что
всех воров посадит. А потом темная история про него самого всплыла.
Вроде как, он завизировал часть земель, как потравленные «черными
вдовами», а порубежники потом рейд туда устроили, и выяснили, что
земельку втихаря продали за бесценок. Продали восточным каким-то
людям, которые устроили там натуральное рабовладение и через то
имели на рынках дорогой нашей столицы такую прибыль, что впору от
зависти удавиться. Говорун, конечно, отговорился, но история вышла
некрасивая и место пришлось освободить. С того времени, затаил
Борис Вениаминович злобу лютую на власти городские, стал
непримиримым критиком и оппозиционером. Потом и вовсе пропал,
всплыл несколько лет назад в польских землях, советовал там, как
вести дела с дикими московитами. Судя по всему, советовал не
слишком успешно, поскольку с панами мы замирились.