— Вот урод, — не выдержал я.
Федька отвёл взгляд. Кажется, ненависть в моём голосе
подействовала на него.
— Ты его ко мне отведи, — продолжил кожаный. — Я сам его допрошу
вместе со следователем.
— Сделаем, — пообещал матрос.
Процессия продолжила движение, ну а мы подошли к двери, на
которой висела табличка «Оперчасть губроз». А что — прикольно
звучит!
— Ты к себе иди, — велел кожаный, — а я к следователю заскочу.
Вопросы есть?
— Есть, — признался я. — Чем заниматься в первую очередь?
— Я же сказал — пока бумагами. Сводки почитай, дела прошей — ну
сам знаешь. И не боись — не забудем. Как только нужда в тебе
возникнет, сразу подключу. Понял?
— Понял, — вздохнул я и толкнул незапертую дверь.
Она отворилась со скрипом давно несмазанных петель.
Ну, здравствуй, новая — старая работа! Как я по тебе
соскучился!
Я вошёл в кабинет и, поскольку, кроме меня, больше в нём никого
не было (как там сказал товарищ в кожанке — уехали какого-то
Левашова брать?), стал осматривать помещение.
В жизни не скажешь, что это «штаб-квартира» оперсостава — на вид
что-то среднее между учительской в школе и конторой средней
руки.
В глаза сразу бросились письменные столы: их было пять штук и
все разные. Значит, набирали по принципу «с бору по сосенке».
Какой же из них мой? Я попробовал обратиться к внутренней памяти
Быстрова, но в душе ничего не ёкнуло.
Ладно, пойдём от обратного. Если уж я оказался в теле
оперативника двадцатых годов прошлого века, наверняка, именно Егор
Быстров был выбран не случайно. Что-то нас роднило, и не только
одинаковые имя и отчество.
Какой стол выбрал бы я, Георгий Победин?
Этот? Нет, слишком близко к окну с плохо законопаченной рамой —
сквозит из каждой щели! Терпеть не могу сквозняков и вряд ли бы
выбрал этот стол.
Забраковав ещё два, остановил выбор на расположенном в углу
письменном столе, который частично перекрывался массивным сейфом
или, как иногда говорят, несгораемым шкафом.
Терпеть не могу оставаться на виду. Если мы с Жорой (хм)
Быстровым чем-то близки, наверняка это его рабочее место.
Поверх столешницы лежало стекло — этот факт вдруг вызвал у меня
приступ веселья: точно такое же было у меня дома во времена
детства. Под стеклом я держал всякие полезные бумажки: формулы,
правила русского языка, телефоны друзей и прочие нужные вещи,
которые не всегда помещаются в памяти.