В их классе были девчонки, которым доставалось от родителей.
Папа никогда не трогал её даже пальцем. А если Даша в чём-то
провинилась, умел так поговорить с ней, что сразу становилось ясно:
больше так поступать она не будет.
Она склонилась над телом отца. Тот лежал умиротворённый и очень
спокойный. Словно не умер, а ненадолго заснул и вот-вот
проснётся.
Она коснулась губами его морщинистого лба и разрыдалась.
Папа, папка! Неужели мы больше никогда не увидимся? Неужели
сейчас закроют гроб, опустят в свежевырытую глубокую могилу и всё…
Ты уйдёшь навсегда…
— Жора, ты чего тут разлёгся?
Голос Миши вырвал меня из сна, в котором я вдруг явственно
представил то, что происходит в прошлой моей жизни.
Внутри меня всё просто переворачивалось, я был готов отдать всё,
чтобы оказаться сейчас рядом с дочерью, успокоить её, обнять,
сказать, что всё будет хорошо, что за мной она как была, так и
всегда будет как за каменной стеной.
Но это был сон, всего-навсего сон…
Когда-то я обещал жене, что умру раньше её и… обманул. После
смерти любимой Даша была моей единственной отрадой в жизни.
Как мне утешить её? Как облегчить душевные муки?
С глазами полными слёз я поднялся с импровизированной лежанки из
стульев.
Мишка внимательно оглядел меня и спросил с неподдельным
участием:
— Жора, что-то произошло?
— Ничего, — я сделал над собой неимоверное усилие, чтобы голос
не дрогнул.
Мой отец когда-то говорил, что настоящие мужики не плачут.
Собственно, я никогда и не видел его плачущим. Расстроенным —
да.
Не надо слёз, опер, не надо слёз! Всё равно они делу не
помогут.
— Ну-ну, — недоверчиво протянул Мишка. — Так что, здесь ночевал?
Полундра ведь заступал… Я его только что видел.
Полундра? А, это, наверное, матрос, который поделился шинелью.
Надо бы вернуть её, кстати, пока не забыл.
— Всё очень прозаично, Миша. У меня, как ты знаешь, провалы
памяти, и я понятия не имею, где живу, — пояснил я причину, по
которой всю ночь промучился на стульях.
— Етишкина жизнь! — воскликнул он. — Точно! Как я не догадался!
Тогда знаешь что — днём я тебя отведу, покажу, куда тебя на постой
определили.
— Спасибо заранее, Миша, — поблагодарил я и провёл ладонью по
щетинистому подбородку. — Заодно хоть побреюсь.
Дашка приучила меня бриться каждый день. Уж больно любила она
прижиматься лицом к моим щекам и была недовольна, когда те
кололись. А привычка, как известно, вторая натура. Никуда не
денешься.