Более правдоподобного объяснения не
находилось.
Что-то невидимое продолжало хрипеть,
заставляя приученного ко всему рыцарского коня беспокойно прижимать
уши. Источник странного звука находился за толстым, точно драконье
туловище, стволом.
Гавейн, не выпуская меча, спрыгнул с
седла на шершавую коричневую кору.
По другую сторону сгубленного дерева,
вольготно раскинув руки и ноги, прямо на траве лежал тучный человек
в старой чиненой кольчуге. Стальные колечки тускло лоснились,
светло-рыжие волосы толстяка были спутаны, а грудь поднималась в
такт храпу, который сделал бы честь любому великану.
Рядом со спящим валялась исполинская
секира, не оставлявшая сомнений в том, кто именно срубил
злосчастный дуб...
Мысли взвихрились в голове Гавейна:
кто это воин? Откуда он взялся? Как он осмелился поднять руку на
дерево Черного Рыцаря?
Поколебавшись немного, паладин
Круглого Стола спрыгнул на другую сторону ствола, и едва не упал от
мощного запаха пивного перегара. Он был настолько густ, что им
вполне можно было похмеляться.
Продышавшись, рыцарь спрятал меч в
ножны - с кем сражаться? не с этим же пьяницей - и, подойдя к
толстяку, толкнул того в бок носком сапога. Храп на мгновение стал
тише, затем вновь возобновился. Спящий не пошевелился.
Выругавшись, Гавейн нагнулся и сильно
потряс толстяка за плечо. Тот не отреагировал никак.
- Эй! - рявкнул рыцарь в самое ухо
продолжающему спать воину. Храп прервался. Медленно открылись
мутные, в красных прожилках глаза, разума в которых были примерно
столько же, сколько у нежащейся в луже матерой свиньи. Толстяк
повернулся на бок, веки его опустились, и вновь захрапел, на этот
раз - с тоненьким присвистом.
Гавейн выругался еще раз, размышляя,
не воткнуть ли меч в оттопыренную задницу, сала на которой было
больше, чем на добром окороке. Подобный способ действий
гарантировал, что спящий проснется, но по здравому размышлению,
рыцарь решил к нему не прибегать. Вряд ли в этом случае получится
доброжелательная беседа...
Обойдя пень, он оставил коня пастись
на травке, а сам направился к замку. Вступив на прогнившие доски
подъемного моста, обнаружил внизу, во рву второго гуляку. Этот,
судя по всему, упал с моста, и, будучи трезв, точно свернул бы себе
шею. А так он удобно устроился на совершенно сухом дне, и сладко
посапывал. Длинные волосы цвета ржавчины разметались по грязи, но
это их хозяина ничуть не смущало...