Ауфена была права, и я задумалась,
что могло бы стать тайником. Взгляд остановился на кувшине,
валявшемся с откинутой крышкой в углу.
«Есть место лучше», — неожиданно
произнёс в моей голове Кувшиночник. Я дёрнулась, покосилась на
него, Ауфена — тоже. Хотя она не слышала его слов, но знала, что я
непременно всё ей перескажу.
«Значит, ты всё-таки на моей
стороне?»
«Я всегда помогаю чёрным пешкам», —
вздохнул Кувшиночник, и мне стало тепло и хорошо на несколько
мгновений. Потом я засомневалась:
«А я тебя не подставляю? Что, если
Башня узнает правду?»
Воображение мигом нарисовало мне
пугающую картину: Кувшиночник съёживается от страха, слыша
металлический Голос:
Ты помогал чёрным пешкам
сбежать. Ты виновен!
Кувшиночник что-то лепечет, но Башня
не слушает его и припечатывает:
Наказание!
Ты полетишь вниз и разобьёшься
насмерть!
И цветок, подхваченный невидимой
рукой, летит вниз. Мне так живо представились распахнутые в ужасе
глаза и рот Кувшиночника и рассыпающиеся из горшка комья земли, что
я неистово замотала головой:
— Нет-нет, только не это!
Ауфена успокаивающе взяла меня за
руку, зашептала молитву, и я быстро пришла в себя. Тем временем
Кувшиночник досадливо проговорил:
«Брось, Ферджина. О ком тревожиться
не следует, так это обо мне. Скажу, что спал, ничего не заметил…
придумаю. Стражей в комнате нет и разоблачить меня некому».
«Хорошо, — я невольно улыбнулась.
Несмотря на ворчанье, Кувшиночник вёл себя как настоящий друг. —
Теперь бы поймать Ройка и сказать ему, чтоб передал мне перо…»
Я поделилась этой мыслью с Ауфеной,
и она вдруг предложила:
— Давай я это сделаю. Мне… приятно
лишний раз обменяться с Ройком парой слов.
Показалось, или её смуглые щеки
зарумянились? Нет, похоже, не показалось. Значит, Ройк
действительно нравился Ауфене!
— Пусть будет так, — кивнула я. — А
теперь расскажи, как прошёл твой поединок с белым Жрецом.
Ауфена поникла и отвела глаза.
— Башня… она велела нам читать не
просто молитвы, а те, которые призывают на противника неприятности,
— Ауфена на время замолчала, и теперь настал мой черёд гладить её
по руке. — Я не хотела… Но его молитва сделала мне так больно, что
я прочитала свою, не думая… И он так кричал, что я закричала
сама.
Её голос ушёл в шёпот и стих. Я
поглаживала Ауфену по мелко дрожавшим пальцам и тихо-тихо
говорила: