— Вот ты речи загибаешь! Так-то я и
охотился раньше, и за грибами, но когда оно было!
— Всё еще будет, — кивнул Арчибальд.
— Если сами захотите, разумеется. Ваш внедорожник исправен?
— «Уазик», что ли? Раньше был на
ходу, а сейчас шут его знает. Может, уже колеса сняли, пока я
тут...
— Будьте так любезны, займитесь им
до вечера. Завтра нам предстоят долгие скитания, и ваш автомобиль в
тех условиях предпочтительнее моего.
— А я еще не соглашался, вроде, —
буркнул дядя Коля, хотел потереть затылок и замер. — Что за?..
— Тысяча извинений, запамятовал, —
шагнул Арчибальд к болезному. — Позвольте-ка!
Выдернул иглу и мгновенно упрятал в
карман. Поберег дяди Колины нервы, расшатанные алкоголем.
— Вот теперь мы точно можем идти. До
завтра, уважаемый Николай... не знаю, как вас по батюшке!
***
— Круто вы его! — оценил Тим, когда
завелись и отъехали. — Я тоже так смогу?!
— Как именно? Лечебные техники можно
освоить, а если ты вновь про магнетизм, то ничего не обещаю. Вы,
«прирожденные», можете свернуть горы с помощью жизненной силы, но
этому придется долго и упорно учиться.
— Ну, блин! Еще вы меня в школу
загоняете! А нельзя наколдовать как-нибудь, или гипноз, или
таблетку волшебную?!
— Можно. Клинок под ребро, — сказал
Арчибальд с пугающей мягкостью. — Для меня эту роль сыграл
штык-багинет, а дальнейшей судьбой распорядились неведомые силы.
Пришлось пройти по тончайшей грани между жизнью и смертью, принять
безмерную боль, но выдержать. Нас, таких, называют «обращенными». И
учиться нам надо гораздо меньше, тут не поспоришь.
«Лендкрузер» вырулил, наконец, из
частного сектора — в район, именуемый Нахаловкой. По традиции
скорее. Когда-то здесь обитала шантрапа, но постепенно съехала
дальше от леса и ближе к свалке. Освободившуюся нишу занял «средний
класс» из числа оборотистых поселковых. Часть домов снесли ради
коттеджей и торговых точек, другую подрихтовали и зажили вполне
цивилизованно.
— Учиться меньше, многое можем
изначально, но не завидуй, юноша. Мы не болеем, но старимся, как я
уже говорил, хоть и очень медленно, а со временем тоже последуем в
те края, где нас недосчитались. Главное — мы неспособны дарить
жизнь. Долгое-долгое одиночество, когда хоронишь всех, кто был тебе
дорог, а сам никак не уйдешь.
— А это... повеситься, или еще чего?
— предложил Тим небрежно. — Серебряная пуля вас точно возьмет! В
висок, по понятиям!