— Сержант, — позвал полковник. — А что это
вы там сидите? Идите сюда, тут у нас чайник закипел.
Рибатт погасил настольную лампу и вышел к офицерам.
Более контрастной парочки нельзя было бы и вообразить.
Полковник был как картинка, хоть вот прямо сейчас ставь его пред
светлые очи Императора: идеальный офицер и аристократ, мундир
безупречен, пробор — волосок к волоску. Монокль, вот
жалость, полковник никогда не носил, а только иногда очки
для чтения в тонкой золотой оправе, но и этого
хватало для законченного портрета столичной птицы высокого полета.
Рядом с ним капитан Талли выглядел вахлак вахлаком:
ни лоска, ни выправки, типичный офицер военного времени,
пребывающий в Столице не иначе как проездом. Впрочем,
с таким же успехом Талли, почти ничего не меняя
в своем облике, мог сойти за мелкого жучка с черного
рынка или за бандита, прикрывающегося поддельными офицерскими
документами.
Ни одному из этих офицеров не приходилось
задумываться о том, чем они будут заниматься после войны:
да тем же, что и раньше. Война только добавляла
в работу ОТК немного специфики, а смысл оставался
прежним: охранять Империю от всякого рода угроз, связанных
со сверхъестественными силами. К счастью, подавляющее
большинство магов, чародеев, колдунов и ведьм, практикующих
в Империи, было шарлатанами, а те, что хоть что-то
из себя представляли, чаще всего были одиночками с весьма
слабыми возможностями. Серьезную угрозу представляли некоторые
эзотерические секты, которые мало того, что
пользовались поистине изуверским ритуалами, так еще и тщились
сказать свое слово в политике. А от религиозного
фанатизма до экстремизма и терроризма часто бывает только
один шаг.
— Чем вы сейчас занимаетесь, сержант? — спросил
полковник Менкар, широким приветственным жестом указывая Рибатту
на стул, чайник и пакет с бутербродами. — Разве
сейчас ваша смена?
— Я кое-что обдумываю, господин полковник, —
сказал Рибатт, наливая себе чаю и придвигая к себе
бутерброд с щедрым ломтем лососины. Менкар мог себе позволить
такие бутерброды даже в трудные военные годы, ибо денег
у его семьи было немерено, а совести
или застенчивости полковник отродясь не имел.
Менкар снисходительно кивнул, принимая ответ к сведению.
То, что Рибатт предпочитает размышлять, вычерчивая одному ему
понятные графики и таблицы, было давно известно.