― Благодарю, все в порядке, всем довольна, ― ответила она в
трубку. ― Я не скучаю.
― Чем вы сейчас занимаетесь?
― Вяжу.
― Ну-ну, ― чуть улыбнулся голос в трубке. ― Извините, мой отпуск
откладывается. Вопрос нескольких дней.
― Ничего страшного, ― ответила она беззаботно. ― Меня сроки не
поджимают.
Он хмыкнул и положил трубку.
Рибатт подождал, пока деканесса поставит подпись, и забрал
заявление со стола.
― Отдадите секретарше и завтра получите студенческий билет, ―
казенно и равнодушно сказала деканесса. ― На занятия можете идти
прямо сейчас. Ваша группа называется «ПИ-1». Должна сказать, ―
продолжала она, ― что эта группа у нас на особом положении. В ней
мы учитываем индивидуальную подготовку, там готовятся к поступлению
или продолжению учебы наиболее перспективные учащиеся. ― Она
посмотрела на Рибатта с большим сомнением. ― И об учебной программе
вам следует поговорить непосредственно с преподавателями.
Она замолчала и теперь смотрела на Рибатта, будто удивляясь, что
он здесь еще делает. Рибатт понял правильно и поспешил
удалиться.
В приемной не по возрасту сухая и блеклая секретарша встретила
его с дежурным кокетством ― неумелым и неумным; Рибатт сразу пресек
ее потуги, и она сердито приняла у него заявление, проверила
наличие необходимых справок и фотографий, подколотых к листу,
указала пальцем на приколотое к стене расписание и забыла о
существовании нового студента. Рибатт быстро переписал расписание в
блокнот, глянул на часы ― до перемены оставались считанные минуты ―
и отправился искать аудиторию.
Группа занималась в небольшой комнате, где стояли в три сплошных
ряда девять простых школьных столов и один, якобы письменный, для
преподавателя. Стулья ― ох, Небеса, что за уродцы! ― двух
одинаковых не найдешь; окна немыты, стены обшарпаны, доска
исцарапана… Да, порядком обнищал за военные годы родимый
Политех.
В группе было четырнадцать человек: пятеро юнцов ― явные
старшеклассники, две девицы и семеро парней постарше, его
ровесники, в не очень новом полувоенном обмундировании ― типичные
уволившиеся в запас. Троих Рибатт даже знал в лицо с довоенных
времен, хотя фамилий и не помнил. А вот его помнили.
― Рибатт Ати! ― радостно окликнул его худой высокий парень.
Рибатт приветливо улыбнулся. Кажется, они как-то пили вместе в
«Синем страусе». Обменялись рукопожатиями, как принято,
разговорились, вышли покурить, но воодушевление бывшего фронтовика
заметно убавилось, когда выяснилось, что всю войну Рибатт отсиделся
на канцелярской работе да еще и в министерстве охраны короны.
Поэтому, вернувшись а аудиторию, Рибатт спокойно присел в
одиночестве за последний стол.