И я требовательно уставилась на спустившуюся вниз
щупальцу нориуса. Что я должна сказать девушке? Солгать? Ну уж
дудки! И я выложила всё как на духу, подбирая слова и отмахиваясь
ариусом от возмущённого нориуса. А когда закончила, за ширмой
возник Никлос, вставший напротив помертвевшей Амалии.
– Сэл, всё, о чём просил, помолчать один день! – со
злой укоризной заявил он, а я вздёрнула с вызовом бровь и задрала
подбородок. Амалия моя подруга, я ни за что не стану ей лгать. Ник
понял это по моим глазам, и устало выдохнул скопившееся напряжение,
а после принёс ей соболезнования.
Девушка, осознав правдивость слов, реальность
случившегося, задрожала как осиновый листочек. Вокруг неё взмыли
разноцветные светящиеся шарики и полопались чёрными кляксами. Она
заплакала. Я осторожно притянула её к себе, чтобы Амалия могла
спрятать злые слёзы, а Никлос скрипнул зубами, сжимая кулаки.
Томара он считал своим другом. Я видела, что ему тяжело принять его
смерть.
Но не потерю Артана…
Маля запричитала:
– Папка... сволочь такая, я же любила тебя, какого
морвиуса саблезубого ты вздумал помереть в расцвете лет, да ещё так
гадко?! – глотая окончания слов и шмыгая носом, говорила она, а
потом отстранилась, внимательно посмотрела в глаза, прозрела и
воскликнула вполголоса. – И Арта тоже нет... О, святая Клэрия, как
ты справляешься с этим? Папа долго изучал слияние, он говорил, что
эта сила мощнее связи ариуса и нориуса... да что же это за
проклятье такое...
Я высвободилась из вмиг отяжелевших объятий. Ник
тянется ко мне, чтобы поддержать, но и тут я уворачиваюсь, качая
головой. Соберись, не дай волю слезам, тебе ещё в зал выходить,
людей радовать своим видом!
– Амалия, как закончится Равноденствие, поедешь со
мной в Сатуральскую долину? Всё равно нам здесь делать нечего, а
нам обеим нужна поддержка друга.
Король будто споткнулся. От моих слов насупился, и
это убедило Амалию тотчас согласиться. Она догадалась, кто держал
её в неведении. И затаила обиду. Рыжие кудряшки взметнулись вверх,
неунывающая особа заулыбалась, пряча поглубже боль, и устроила нам
золотистое возвращение в зал. Грянула новая музыка и мы, как
невольные танцоры, ворвались в центр зала, кружа первый танец. В
глазах ведьмочки – печаль и грусть, мои – переполнены тоской, а
королевские – темны и красны, в них отражается нориус.