Сила набухала,
укрепляясь, и как ненасытная пиявка вытягивала энергию из ткани
мироздания. Нориуса и ариуса становилось больше, их злой симбиоз
устремился в глубины океана, а дракон и дева, замершие над водой,
сплетались и темнели на глазах, трансформируясь в нечто
иное, одержимое невыносимыми страстями голода.
Звучали крики, полные боли, агонии и отчаяния.
Многотысячное морское поселение вымирало минута за минутой, а сила
продолжала выискивать разум на океанских просторах, готовясь
броситься на другие города новыми смертельными кляксами, собираясь
сделать подводный мир безжизненным, лишённым разума,
пустым.
И в миг, когда она ухватила нечто древнее,
могущественное, сбившее её ментальные щупальца, тем самым нарушив
целостность преобладания тьмы, всё рухнуло. Пронзительный крик
пронёсся над водой и на берег пали человеческие фигуры мужчины и
женщины.
Вновь раздался безысходный женский крик. Обнажённая
девушка загребала руками мокрую гальку, прижимая её к груди, тем
самым нанося себе сотни ран в попытках заглушить душевную боль. Она
продолжала стонать, слыша в голове тысячи вибрирующих воплей
погибавших русалок.
– Ник, что мы наделали, о боги, что мы натворили,
Ник! – захрипела она, сжимаясь в комок, вдавливаясь в гальку в
попытках исчезнуть. Её слёзы – красные от крови, проступившей из-за
множества порезов. Она говорит, а во рту привкус гари и чёрная
слюна капает, шипя от столкновения с мокрыми камнями.
Король, оставшийся в одних брюках и мокрой белой
рубашке, молчит, сидя и разглядывая свои пальцы, в сосудах которых
пульсирует чернота. Потеряв связь с ариусом, распавшись на две
составные, он уже чувствовал острую тоску по той невероятной,
невозможной вседозволенности и целостности, что открылись несколько
минут назад. Сейчас Никлос был готов крепко взяться за Селесту,
даже избить её, чтобы вернуть ариус и вновь ощутить вкус
безграничной власти. Но крик девушки отрезвлял, будто когтями
глубоко вонзился в стекло разума. Эта боль злила и безмерно
раздражала, но возвращала рассудок, показывая, что они сделали.
Напоминая, что несколько минут назад в них обоих не было ничего
человеческого. Не было души.
Но… если бы Ник спросил себя, что он чувствует? Ответ
никому не понравился бы.
Устав слушать безутешные стоны Селесты, король
направился к ней. Девушка от его приближения попыталась отползти в
сторону, зажимаясь ещё больше, пряча за спутанными волосами
искорёженное горем лицо, но Никлос, опустившись на колени, легко
развернул её к себе. Он стянул с себя рубашку и набросил ей на
плечи. На белой ткани тотчас проступили кровавые разводы, а значит
Селеста так глубоко запрятала ариус, что даже инстинктивно не
запустился процесс исцеления.