Её лицо просветлело, она кинулась ко
мне с поцелуями, я на секунду деликатно приобнял её, но потом
отстранил от себя.
— Подожди, Катя. Для начала мне бы
хотелось бы развеять некоторые иллюзии.
— А ты стал начитанным, братишка. Вон
какие слова употребляешь, — улыбнулась сестра.
— Не о том речь, Катя, — я
поморщился. — Я не хочу давать напрасных надежд. Это здесь, в
городе, моё слово что-то да значит, и ко мне бы прислушались. Для
товарищей в Петрограде я никто, допуск к делу мне не оформят.
Значит, придётся действовать неофициально. Как понимаешь, Натов
Пинкертонов и иже с ними любят только читатели бульварной
литературы — органы следствия же их на дух не переносят. Поверь,
никому не понравится, когда у тебя под ногами начнут путаться
посторонние люди. Ребятам из петроградского угро — тем более.
— Я понимаю, — вздохнула сестра.
— И ещё один важный момент. Кем бы ты
меня ни считала, но я обычный оперативник, не Шерлок Холмс. И я не
умею по кучке табачного пепла вычислять убийцу. К тому же я буду
действовать один — а раскрытие преступлений, как правило, результат
слаженных действий целой команды.
— Но у тебя же есть я! — в сердцах
воскликнула Катя.
— Есть. И, поверь, мне бы меньше
всего хотелось, чтобы ты влезла в это дело, — заключил я.
— Тогда что мы будем делать? —
растерянно спросила она.
— Для начала сходим поедим в
столовую. У меня есть талоны на завтрак, я с тобой поделюсь. Потом
ты останешься здесь, а я пойду к своему начальнику.
— Он тебя отпустит?
— Попробую уговорить, — без особой
уверенности сказал я. — Если не отпустит — напишу заявление о
собственном уходе. Семейные дела для меня намного важнее
службы.
Катя снова прильнула ко мне, и я
вдруг ощутил, как во мне зарождается настоящая братская нежность.
Быть может, это заговорила частичка души настоящего Быстрова. Я
понял, что не смогу подвести Катю, что из кожи вон вылезу ради неё
и порву всех врагов на британский флаг.
И пусть я видел её первый раз в
жизни, но уже любил как сестру, которой у меня никогда не было в
той жизни.
Я обнял девушку, сквозь одежду
почувствовал заострившиеся лопатки у неё на спине.
— Ты сильно похудела, сестричка!
Наверное, голодала там у себя, в Питере.
— Ты тоже не похож на Гаргантюа, —
улыбнулась она. — Выглядишь совсем как Паташон: такой же высокий,
худой и задумчивый.