— Значит, так просто — съездить в
другой город и разобраться? — хмыкнул Смушко.
— Ну да, — повёл плечом я. — Кроме
сестры, у меня больше не осталось родных. Кто ей поможет, если не
я?
Смушко приподнялся, с грохотом
отодвигая стул. Подошёл к окну, зачем-то посмотрел в него, а потом
принялся ходить по кабинету, заложив руки за спину.
— Отпуск, говоришь? — спросил он,
остановившись.
— Так точно: отпуск по ранению, две
недели, — подтвердил я.
— Три! — вдруг сказал он.
— Что — «три»? — не сообразил я.
— Три недели! — объявил Смушко. — И
чтобы все эти три недели тебя не было в городе.
— Это как прикажете понимать, товарищ
Смушко? — обалдело спросил я, не ожидая такой щедрости от
начальства. Если честно, я и на две недели особенно не рассчитывал,
учитывая тот объём работы, который свалился на губрозыск за
последние дни.
— Понимай, как сказано: сегодня же
чтобы купил билет и ноги твоей в городе все эти три недели не было!
— прорычал начальник.
Я слегка оцепенел от услышанного. Ну
не укладывались никак эти слова в ту картину разговора, которую я
мысленно прокручивал в голове, когда шёл сюда. Ждал чего угодно, но
только не этого!
— Товарищ начальник, — встал я. —
Если вы полагаете, что я веду себя как последняя сволочь и
предатель, которая бросает своих товарищей в трудную минуту, то это
не так! Вы прекрасно знаете, что я готов дневать и ночевать на
службе, что я всегда с душой радею за дело!
— Дурак ты, Быстров! — резко оборвал
меня Смушко. — Вернее, дважды дурак! Как ты мог такое подумать о
нас, твоих товарищах!
— Виноват, — смутился я. — Только
объясните, что происходит. Вы ведь не случайно хотите, чтобы я
уехал из города.
— Именно, что неслучайно! — сказал
Смушко. — И это будет самый лучший выход для тебя, Быстров.
— Я что-то натворил? — насупился я и
стал лихорадочно вспоминать список собственных грехов. Если быть
точным, то только те вещи, которые произошли на моей памяти.
Вроде ничего криминального не
натворил. Конечно, даже к столбу докопаться можно, а уж тем более к
оперу, однако чего-то стоящего на меня вряд бы нарыли, где мог — я
обставился.
Понятно, что у нас такая профессия —
чаще пистон вставляют, чем награждают. Это было и в моём времени.
Уверен, что и на заре советской власти ничуть не лучше.
Тогда что?
Кто знает, может, настоящий Георгий
Быстров успел как-то накуролесить, а мне предстояло расхлёбывать
последствия? Но я-то о них был ни сном ни духом!