Дорогая Марта! Вскоре после получения
этого письма ожидай посылку от меня. Зная, что выбор продуктов по
карточкам у вас несколько ограничен — о да, сегодня нация
поступается некоторыми бытовыми удобствами, но завтра нам будет
принадлежать весь мир, — высылаю тебе банку натурального русского
меда, которая досталась мне по случаю, две банки консервированного
краба и ткань на пальто: сегодня утром мне удалось раздобыть ее в
небольшом магазине на соседней улице. Увы, разжиться чем-то
посущественнее не получилось: проклятые пехотинцы из передовых
частей побывали там раньше и все, что не сумели уволочь в своих
ранцах, постарались поломать, испачкать и порвать, словом,
полностью испортить. Не грусти, ничего страшного: впереди у нас
Тула и Москау, где можно забрать в магазине любой товар, не платя
ни пфеннига, — это право победителя!
Любимая Марта! Рад был бы написать
тебе гораздо больше, но не поспеваю. Пора готовиться к рейсу: наши
панцеры укатили в сторону города с варварским названием Мценск, и
твоему Курту вновь предстоит доставлять горючее для их ненасытных
моторов.
Обнимаю и целую тебя тысячу раз!
Любящий тебя Курт Бальтазар».
* * *
Что нужно для счастья старому аскету,
которому на прошлой неделе сравнялось тридцать? Чтобы чернила были
густы, чай — крепок и горяч, чтобы, наконец, прекратился дождь, а в
печи потрескивали дрова, как дома в камине… уют! А еще — немного
интересной работы сейчас и весь мир в придачу — в обозримой
перспективе.
Унтер-офицер Герхард Кнопфель всегда
подчеркнуто довольствовался малым и втайне мечтал о многом. Втайне
потому, что ни один из сослуживцев, увы, не был способен подняться
над обыденностью на должную высоту, чтобы… Да что и говорить! Ни у
кого из них не водилось иной литературы, кроме очередного номера
«Völkischer Beobachter», а из книг
— разве что молитвенник. А ведь сам доктор Геббельс не чурался
сочинительства! И если бы нация не призвала его к иному служению,
наверняка стал бы выдающимся писателем, как же иначе? Так стоит ли
Кнопфелю, истинному сыну Фатерланда, стыдиться своей мечты?
Каждый новый день приближает
доблестных солдат Фюрера к Москве, а его, скромного блюстителя
интересов Рейха, пребывающего на незаметном, но, вне всякого
сомнения, важном посту, — к главной жизненной цели. Если вдуматься,
ему вообще фантастически повезло, причем дважды. Во-первых, он —
современник великих людей и очевидец великих свершений. Во-вторых,
в отличие от кабинетных писак, изучающих мир по чужим книгам, он
имеет возможность все наблюдать лично, находясь в центре событий.
Вот и сейчас в каких-то тридцати километрах от передовой, в
небольшом городке — или в селе? умеют же эти русские сделать
простейшее малопонятным! (Кнопфель снимает и старательно протирает
очки, будто бы надеясь, что эта нехитрая манипуляция позволит
узреть единственно верный ответ) — он читает письма, пронизанные
правдой жизни. И воочию видит героев своего будущего эпоса, который
пусть и не сравнится с «Песнью о Нибелунгах», но, безусловно,
оставит след в культуре величайшего из европейских народов. Да,
именно так, на меньшее он, Герхард Кнопфель, не согласен. Через его
руки ежедневно проходят сотни человеческих историй, каждая из
которых может стать основой для романа. А какие типажи!