Дом у воды - страница 17

После ухода брата Арсений покрутил мятый конверт в руках, но раскрывать не стал. Итак все понятно, но читать очередную Полинкину ложь не хотелось, даже вспоминать о ней он считал делом зазорным. Он уже давно выкинул из головы эту подленькую дамочку, стремящуюся любыми методами обеспечить себе место под солнцем. Обида и злоба, загнавшие его в Гречишкино, в суровом климате быстро сошли на нет. Времени и сил для стенаний не осталось, или он сам первое месяцы изводил себя тяжелой работой, обустраивая дом. А потом даже желания вспоминать испарились. Иногда в ночи ему снился один и тот же сон, где он снова заходит в супружескую спальню. Но вместо жены и брата по постели ползают змеи. Черные мокрые гады. И тогда Гаранин просыпался в холодном поту. Шел на кухню, прихлебывал из бутылки спиртное и после двух-трех глотков засыпал как младенец. Со временем до Арсения дошло, что если взять в койку девчонку, то и змеи приходят реже. А с момента, как в его жизнь вошла Света, так и вовсе беспокойные сны прекратились. Он не ощущал себя больше обманутым мужем. Тот дурачок Сеня, два дня метавшийся от отчаяния, куда-то пропал. На смену ему появился новый Гаранин. Циничный и равнодушный. Арсений не растерял веру в людей, только в прекрасную половину человечества. Но от этого ощущал неизведанную прежде свободу и радость. Никому. Ничем. Не обязан. Точка! – Что-то случилось? – пробормотала Света, испуганно глянув на любовника. – Новость оказалась фейком? – Нет, милая, – через силу улыбнулся Гаранин. – Опровержения не публиковали. Не бойся, я с тобой, – фыркнул он и пропел довольно: – Как жили мы борясь И смерти не боясь! Потом чмокнул Свету в нос и, предупредив: «Не дрейфь, маленькая!», отправился заводить Ямаху. И всю дорогу до Крушинина он смеялся над визжащими сзади девчонками и внезапно поймал себя на мысли, что не желает читать письмо бывшей жены, думать о ней, знать или слышать. Гаранин попытался осознать, что именно сейчас чувствует к Полине, и неожиданно понял, что, кроме полного равнодушия, не способен испытывать никаких чувств к бывшей. Рана, сочившаяся и кровоточившая первые годы, постепенно затянулась, а потом и вовсе заросла, как будто ничего и не было. Ни отчаяния и боли, ни гнева предательства, ни самой Полины. «Отцу при случае скажу, что мне все равно, – отметил про себя Гаранин. – А там пусть сам разбирается, кто вхож в дом, а кто на лавочке ночует. Ко мне эти подковерные игры не имеют отношения. Уж я-то в гости к Космонавту точно не собираюсь. И что бы ни надумал мой младший придурковатый брат, но, кроме жалости, к нему я не могу ничего испытывать. Но Сева сам выбрал эту стезю, и не мне его отговаривать!» Гаранин, проехав по толстому льду озера, выехал на крушининский берег и остановил вездеход около лавки Михеича. – Даю час на разграбление, – весело скомандовал он и понесся за соляркой к знакомому барыге. Сева, забравшись в спальник, попробовал уснуть, но не вышло. Из всех щелей полезли воспоминания. Он словно наяву увидел подмосковный госпиталь и себя в инвалидной коляске с дурацким пулевым ранением в голень. Жизнь, казалось, дала осечку, и стоит только поправиться, как все закрутится с новой силой. Контракты и командировки в горячие точки. Там в госпитале он и повстречал Полину. Молодая врачица по физиопроцедурам. Чернявая с длинными волосами до плеч и большущими голубыми глазами, она показалась ему похожей на русалку. Наивная и с норовом одновременно. Красивая, знающая себе цену профессорская дочка. И пусть Сева приходился Космонавту родным сыном, но как зять папу – доктора наук вряд ли устраивал, да и самой Полиной в качестве мужа не рассматривался. Сева особенно не переживал и о своей принадлежности к семье известного бизнесмена по привычке помалкивал. Иначе уже был бы раз двадцать женат и еще десятерым платил алименты. И уж точно в тот момент совершенно не желал, чтобы его окольцевали. Так и думал, что всю жизнь пролетает ясным соколом, эдаким Рэмбо, которому семья помеха. Одно дело в госпитале заехать на коляске в Полинкин кабинет, а другое – жениться. Упаси Господи! Он вспомнил, как уже ближе к лету проведать его приехал Арсений. Нет, конечно, старший брат приезжал и раньше. Просто тут совпало. Они с Полинкой только-только угомонились и отдыхали, прижавшись другу к другу на кушетке, когда раздался звонок сотового и Сеня раздраженно гаркнул в трубку: – Где тебя черти носят? – Я на физиопроцедурах, – не моргнув глазом соврал Сева. – Это на втором этаже. Подходи. Я сейчас закончу. Арсений Гаранин никогда в дураках не значился и тут же все понял, увидев более чем довольного брата и томную Полину. – Красивая девушка, – заметил мимоходом, когда Полька, зардевшись, выкатила любовника из кабинета. – У вас все серьезно? – Да о чем ты…– небрежно бросил Сева. И поморщился. – Жаль, – равнодушно заметил Сеня. – Она бы тебе подошла. – Я вообще не женюсь, – легкомысленно хмыкнул Сева. – Лишняя обуза. На этом разговор о Полине и девушках закончился. И примерно через месяц Сева снова отбыл в расположение своей бригады, а Полина и Арсений, как ни странно, продолжили знакомство. Сева точно не знал, где снова повстречались старший брат и временная пассия, но у них завязались отношения. А там, как водится, подоспела страстная любовь и идеальный брак. На ум пришли оправдания Полины, что Арсений красиво ухаживал, а она скучала… так скучала по Севе. А они с братом очень похожи… Всеволода Гаранина привезли домой уже после свадьбы старшего брата. И, будучи в состоянии овоща, он не соображал, какой сегодня день или год, мочился под себя и ел только протертую пищу. Ну как ел… Открывал рот, когда кормили. Естественно, в такой ситуации та же Полина перекрестилась миллион раз, что выбрала именно старшего брата, навсегда поставив крест на младшем. Но отец, на то он и Намбер Ван, поднял на уши всю отечественную медицину, а заодно пару клиник в Израиле и три в Германии. И прошло меньше двенадцати месяцев, как Сева не только встал на обе израненные ноги, но и занял уготованное отцом место в компании. – Больше спасать не буду, – рявкнул Космонавт, когда сын только пошел на поправку. – Если такой крутой, то пусть тебя в следующий раз Министерство обороны выхаживает, а коли ума в башке прибавилось, то понимаешь, что казаки-разбойники закончились. Есть более простые способы заработать деньги. Сева, прочувствовав последний довод на собственной шкуре, кивнул соглашаясь: – Да, папа… Мало-мальски окрепнув, он прошел курс МБА, прослушал еще какие-то лекции по бизнесу в Гарварде. Космонавт никогда не жалел денег, если речь шла об образовании его детей. И когда Сева вернулся, старший брат и его жена отмечали вторую годовщину свадьбы. Вот тут-то его и проняло. Полину тоже. Он помнил, что не мог находиться рядом с женой брата больше пяти минут. Казалось, что пространство между ними искрится и достаточно невинной фразы-детонатора, чтобы рвануло к чертям собачьим. Оно и рвануло примерно через год. А сначала Сева делал все возможное, чтобы меньше пересекаться с женой брата. Он даже завел себе девчонку и на каждом углу трубил о великой любви, надеясь всех обмануть. В первую очередь самого себя. Не помогло. Полина позвонила ему на сотовый и разъяренно поинтересовалась, чем дурная пигалица лучше нее, или у нее там медом намазано? – Это ты – сплошной мед, – ошалев от радости, ляпнул Сева и замолчал, словно осекся. – Я сейчас приеду, – заявила Полина. И завертелось. Арсений, казалось, ничего не замечал, разрабатывая какие-то новые заслонки для шлюза. А потом и вовсе укатил в Мурманск. А вот папа Юра все просек. Самостоятельно, или Анька донесла, неизвестно. Но Космонавт вызвал младшего сына к себе на дачу и выпорол словесно, строго-настрого запретив подходить к жене брата. Только это еще больше раззадорило. Запретный плод сладок! Сева чувствовал одновременно, как сносит башню, и дикий стыд перед Арсением. Но последнее случалось, когда эйфория сходила на нет. Естественно, что в такой ситуации день, когда обо всем узнает Арсений, неминуемо приближался. Да и Сева сам понимал, что давно утратил бдительность и плывет по течению. Идти к старшему брату объясняться ему не хотелось. Хотя каждый день собирался, но откладывал, находя более важные дела. Как там это по-научному называется? Прокрастинация? Кретинизация! Да и как Арсений отреагирует на новость «Я сплю с твоей женой, братишка!», Сева представлял заранее. Драки не избежать. И не просто драки, а жестокого мордобоя. Гаранинский бешеный нрав достался старшему брату, но младший опасался применить кое-что из боевых навыков. И, может, поэтому не шел? Так или иначе, но Арсений узнал. Сева подозревал, что ему доложила Анька или мелкие рыжие сороки, единокровные сестры. И тогда Сенечка, как истинный охотник, поставил силки, а глупые баклан и перепелка в них угодили. Сева вспомнил, как изменилось лицо брата, когда он в собственной спальне застал жену с любовником. Гаранину-младшему даже показалось, что Арсения парализует на месте. Но нет. Он слишком спокойно посмотрел на два переплетенных голых тела и процедил сквозь зубы: – Ты для меня умер, Сева. А ты… – поморщившись, глянул на жену. – Гори в аду, сука. Потом развернулся и вышел прочь. Скандал разразился на следующий день, когда в дело вмешался Космонавт и после планерки брякнул сдуру младшему сыну: – Я, кажется, предупреждал тебя, Сева. Арсений, черный от навалившейся беды, недоуменно воззрился на отца, потом бросил уничижительный взгляд на брата и презрительно хмыкнул: – Похоже, о славном адюльтере знали все. Кроме меня. И ты, папа… Хоть бы словом обмолвился или пресек, что ли? Но нет. Тебя, видать, устраивало, что я с рогами хожу. Наверное, хихикал радостно про себя или с Анечкой за компанию… – Арсюш, – попробовал успокоить старшего сына Космонавт. Но тот резко подскочил из-за стола и, рыкнув что-то невразумительное, понесся к выходу. Потом остановился около стеллажа с бронзовыми и другими безделушками, украшавшими кабинет хозяина. На первый взгляд могло померещиться, что Арсений Юрьевич передумал уходить и готов снова сесть за стол переговоров. Секундное замешательство сменилось мрачной уверенностью, когда в крепкой мужской руке оказалось нефритовое яблоко размером с голову младенца. Старший сын Космонавта внимательно глянул на отца, затем на брата-предателя, потом перевел взгляд на аквариум, где безмятежно плавали рыбы диковинных пород. – Рыбы ни в чем не виноваты, – подал голос Космонавт, все еще надеясь, что гром не прогремит. Арсений кивнул, соглашаясь. – Ты выбрал сам, пап, – пробормотал бесцветным голосом и зашвырнул яблоко в окно. Стеклопакет, снабженный защитой от прослушки и прочими примочками, тотчас же треснул. И Сева в тот момент даже подумал, что, попади снаряд в аквариум, вышло бы дешевле. О том, что он навсегда потерял брата, Всеволод Гаранин не счел за труд задуматься, решив, что так или иначе они с Сенькой помирятся. Но после обеда стало ясно, что на рабочем месте Арсения нет, дома тоже. И у друзей. По свежему букету темно-бордовых роз, положенных на могиле первой жены, Космонавт догадался, что старший сын заезжал на кладбище попрощаться с матерью. Загранпаспорт так и остался валяться в сейфе Арсения, а вот автомобиля в гараже не оказалось. Сева точно знал, что отец по своим каналам нашел-таки старшего сына и даже умудрился съездить к нему на выходные. Но разговор принял деловой характер, а извинения и сожаления Арсений посоветовал засунуть куда подальше. Вернувшись с Севера, отец долго и изощренно крыл Севу отборным матом, а потом заявил, что невестку-проститутку и сына-предателя не желает видеть у себя доме. Никогда. Даже в случае собственной смерти. Между делом Сева узнал, что брат все еще продолжает участвовать в разработках корпорации и получать зарплату. Но даже и не подумал об этом заикнуться. Слишком шатким стало его положение в компании. Многие сотрудники первый год после скандала косились в его сторону и считали подлецом. Но Сева не обращал ни на кого внимания. Женился на Полине и все силы отдал работе, прекрасно понимая, что отец со временем оттает и простит непутевого младшего сына. Так и получилось, но Сева не учел только одно: на Полину оттепель Космонавта не распространилась. Жена до сих пор именовалась в родительском доме «проституткой» и была повинна в расколе семьи. И сейчас, глядя на обшитые фанерой стены и потолок, Сева Гаранин все еще испытывал дикий стыд перед старшим братом и собирался извиниться. Но так же точно он знал, что ни к одной другой женщине не испытывал подобных чувств, как к Полине. Он любил жену страстно и горячо, несмотря на все скандалы и сплетни. Невзирая на отцовский гнев и пренебрежение мачехи. И плевать хотел на злые языки, до сих пор моющие кости ему и Полине. «Я люблю тебя, малышка, – пробормотал он про себя, обращаясь к жене, – и Сеня наш уже не такой бешеный. Может спокойно разговаривать. Пока общаемся как знакомые. Но, глядишь, он простит нас, малыш. И эта девушка рядом с ним. Света. Подходит ему очень. Такая простая деревенская девчонка. Без амбиций и гонора». Сева потянулся за телефоном, собираясь позвонить жене и рассказать новости, когда услышал какой-то шум на улице, а потом в комнатушку, где он завалился спать, заглянул Тим, старый товарищ, и позвал негромко: – Спишь, Гарыныч? Там к тебе ходоки пришли. – Какие еще ходоки? – изумился Сева. – Я что, похож на Ленина? – Двое местных забулдыг, – хохотнул Тим. – Спрашивают мужика, с кем подрался Арсений. – Тогда точно ко мне, – хмыкнул Сева. – Не иначе как Сенькины враги пришли звать в союзники. Пойдем послушаем. Генка и Петька устроились на низкой тахте и напряженно пялились по сторонам. Расчет был прост. Если не удастся договориться с пришлым мужиком, то потом, когда Дергайкин уедет в Крушинино, можно пробраться в заброшенный дом и по-быстрому вынести что-то ценное. Но к сожалению, кроме щербатых кружек, линялой скатерки и заплесневелого ватника, одиноко болтавшегося на гвозде, в доме ничего мало-мальски ценного не оказалось. Все остальные вещи явно принадлежали приезжим, и вынести что-то из их скарба вряд ли получилось бы. Поэтому нежданные гости сначала приуныли, а потом, увидев вошедшего Севу с фингалом под глазом, даже обрадовались. – Мы это… – начал Петька. – С предложением… – Слушаю вас, – корректно заметил Сева. Но чаю или водочки не предложил. А только оглядел мужичков сумрачно. – Давайте сразу к делу. Вы меня разбудили, мужики. – Тут недалеко в церкви есть икона, – заявил Генка и внимательно глянул на собеседника. – А у нас покупатель, – тут же вставил Петька и тоже посмотрел на мужика с фингалом и аж поморщился от неожиданности. Напротив него на табуретке сидел Дергайкин. Только чуть моложе и выше. Такой же злой и насмешливый. – А я тут при чем? – раздраженно поинтересовался Сева, усмехнувшись. И от этой кривой усмешки сделался еще больше похож на Арсения. – Бежим, – прошептал Генка и громко пожаловался: – Душно тут в заброшенной хате. Аж сердце останавливается. Мне бы на воздух. – И понесся на улицу. За ним потянулся Петька, а Сева, пожав плечами, прикрыл дверь на крючок, давая понять, что аудиенция закончена. Он вернулся в постель и завалился спать, нимало не подумав о странных гостях. А Генка и Петька долго бежали через лес по знакомым тропкам, а потом уже у себя в Курыгино перевели дух и налили по стакану Надькиной бражки. – Я уже и забыл, но, кажется, Демьянка и ее мать знахарками были. Вот и отвели от нас беду. Словно сам Дергайкин привиделся… – Мне тоже, – поддакнул Петька. – Как брат-близнец. Вижу, что вроде не он. А с другой стороны посмотрю, прямо одно лицо! – Морок это, – со знанием дела заявил Генка. – Знак нам с тобой, что сейчас нельзя за иконой идти. Если смотрим на постороннего, а в глазах Дергайкин. Точно знак! – Массовые галлюцинации, – кивнул Петька. – Не-а, – мотнул головой Генка. – Это Демьянки нам помогают. Наши местные целительницы. Отводят беду. Я уж точно ни за какой иконой не полезу, а приедет летом профессор, так ему и скажу, что икона заговоренная. – Точно, – кивнул Петька и пробурчал недовольно: – А аванс? Мы же взяли… – Пообещаем вернуть в следующий приезд. – А деньги где возьмем? – Займем у Павки чуток… и у Дергайкина.ГЛАВА 24 Арсений, заправив Ямаху и дополнительно набрав полную канистру солярки, задержался около ворот топливного магната. Просто поздороваться с местными мужиками, узнать последние новости. За неспешным разговором пролетело полчаса, и Гаранин уже собрался зайти в лавку к Михеичу, хорошо видневшуюся из переулка, когда мимо по дороге проехал черный Гелендваген. – Кого к нам принесло? – невзначай поинтересовался Арсений. Кто-то неопределенно пожал плечами, а Андрюха, что продавал топливо, усмехнулся невесело. – Это из Зарецка братва пожаловала. Остепенились вроде. Предприниматели теперь. Магазины, рестораны держат. А раньше стон по всей округе стоял. Никому житья не давали. – Киллеры? – уточнил Гаранин. – Кто ж знает, – скривился Андрюха. – Не пойман – не вор. Но народу в девяностые пропало много… Арсений глянул вслед машине и с ужасом заметил, как огромная черная колымага паркуется около магазина Михеича. И из недр джипа вывалилось двое парней и один за другим взбежали по ступенькам. «Твою мать, – мысленно выругался Гаранин. – Таракан, сука, мог и местных нанять. С него станется!» Он махнул на прощание мужикам и, оседлав Ямаху, проехал полквартала до лавки Михеича. Перешагивая через ступеньку, взлетел на крыльцо и рванул дверь магазинчика. А там около прилавка толпился местный люд. Кто-то просто пялился на витрины, как Света с Олеськой. Очередь около кассы немного сместилась в сторону, давая спасительное пространство, защищающее от непрошеных гостей. Гаранин в полшага оказался рядом со Светой. Смерил братков недобрым взглядом. А когда они воззрились на него, отворачиваться не стал. Так и стоял набычившись, словно предупреждая: «Только суньтесь!» – Береттка с тобой? – пробурчал Арсений чуть слышно. Света без слов ответила ему, просто прикрыла на секунду глаза, а затем попросила тревожно: – Поедем к себе. Потом продукты купим. Арсений собрался уже кивнуть ляльке, когда из подсобки выплыл сам Михеич и слишком радостно поздоровался с незваными гостями. – Вован, Кабан! Здорово, пацаны! – Потом перевел взгляд на толпившийся в магазине народ и, заметив Гаранина с семьей, заорал как припадочный: – Сеня, Света, идите сюда! – Мы позже зайдем, – отмахнулся Гаранин и повел Свету и Олеську к выходу. – Как же позже? – захлопотал Михеич. – Я же специально просил вас приехать. Вот и Вован с Кабаном подтянулись по ваши души. От этих слов Арсению стало не по себе. И Светина тонкая ручка дернулась в его лапище. – Не бойся, маленькая, – пробормотал он. А про себя тут же возненавидел Михеича. «И ты, сволочь, в доле. За копейку удушишься!– И мысленно напомнил: – Если бы хотели убить, никто бы не орал в присутствии двадцати свидетелей. Наверное, дело в другом…» А Михеич уже между делом махал руками и что-то объяснял про уважаемых людей и убиенную Люсю. Первой опомнилась Света. Она пристально глянула на зарецких и заявила прямо: – Что вы предлагаете? Гости с ответом помедлили, словно дожидаясь, когда Михеич пригласит всех к себе в кабинетик и плотно закроет дверь перед носом любопытных односельчан. – Хотим кафе Люськино купить. Сами понимаете, что оно убыточное… – Если не приносит дохода, – отрезала Света, – то зачем вы сюда приехали? Да и Олеся вступит в наследство только к лету. – Весь общепит в наших руках, – брякнул Кабан. – Но у вас еще опекунство не оформлено на девочку. Я мог бы стать ее опекуном, благо в отделе образования родная тетка работает, – усмехнулся он. – Но хочу все по-честному решить. – Благородно, – хмыкнул Гаранин. – А от нас что хотите? – Мы могли бы помочь получить опекунство, а вы бы доверенность на нас оформили, а потом бы и продали по-братски. – По-братски это за сколько? – строго осведомилась Света, прижимая к себе Олесю. Кабан назвал цену. Михеич даже присвистнул от неожиданности. – Это полцены, – вполголоса заметил он и попытался что-то ввернуть. Но Света остановила его. – Мы согласны уменьшить цену вдвое, – сухо заметила она, – только при одном условии. Мне нужно удочерить Олесю и оформить для нее загранпаспорт. Если поможете, то сделка состоится. Вован с Кобаном кивнули бритыми башками как по команде. – Сканы документов пришлю на электронную почту, – продолжала Света. – Срок даю один месяц. Опоздаете хоть на день, приедут специально обученные люди и цена поменяется. – Тогда может случиться пожар, – пригрозил Вован, – за всем не усмотришь… – Или землетрясение, – хмыкнула Света. – Баллов так в десять, когда дома рушатся… – Я не понял, что за расклады, – изумился наглости деревенской девчонки Кабан, но, поймав взгляд Михеича, согласился: – Управимся за месяц, хозяйка. – И улыбнулся фарфоровыми зубами. – А ты крутая штучка! Бросай своего Сеню и перебирайся ко мне. Я тебе Мерс куплю. – Не люблю немецкий автопром, – отшила его Света и, взяв Олесю за руку, направилась к выходу. Потом остановилась и предупредила: – У вас ровно месяц, мальчики. Время пошло. – Что за фарс ты устроила? – накинулся на нее Гаранин, как только они оказались на улице. – Мне не дала и слова сказать. Кафе за бесценок отдала. – Сейчас важнее удочерить Олесю, – осадила его Света. – Пока у нее документы правильно не оформлены, я не смогу с места сдвинуться. А если Таракана депортируют в Россию и он снова меня закажет? Тебе это в голову не приходило? Или мне стоит тут подольше посидеть, его людей дождаться? Гаранин поймал себя на мысли, что чуть не заорал во все горло: «А как же я?», но сдержался и бросил небрежно: – Естественно, тебе тут никто гирю к щиколотке не пристегивал. – Я знаю, – кивнула она и осведомилась глухо: – Олеську только я удочеряю? Ты не желаешь поучаствовать? – Нет, – мотнул головой Гаранин. – Я еще не дорос до такой ответственности… Она кивнула и, наклонившись в три погибели, завозилась со шнурками ботинок. Будто они развязались. Такая ерунда! – Недоросль хренов, – пробурчала себе под нос Света, силясь не разреветься. «А на что ты рассчитывала, девочка?» – поинтересовалась мысленно и, выпрямившись, улыбнулась. – Поэтому мне решать, за сколько продать кафе и как получить опекунство. Я не планирую жить в Зарецке и держать кафешку на окраине города. Мне это не интересно, понимаешь?– Неплохой вариант, кстати, – хмыкнул Арсений. – Я бы в гости приезжал. Вы бы меня рыбником угощали… – Обратись к Вовану и Кабану. Они тебя угостят, – отрезала Света и предложила мирно: – Поехали в Гречишкино, а? Что-то я устала, сил нет… Из окна кабинетика Михеича за ругающейся парочкой наблюдал Кабан. – Девка наглая, берегов не чует. Кто-то за нее пишется? Просто так себя нормальные люди не ведут. Да и ты знак давал, – повернул он голову в сторону хозяина лавки. – Не наглая, – усмехнулся Михеич. – Знает, что за ней сила. Она тебе не зря про землетрясение намекнула. Я кое-что слышал об ее семье. Лучше не связываться, поверь. – А если такая крутая, чего тут с этим бирюком тусуется? Нашла бы себе получше. Вон мы с Вованом хоть куда. – Любовь, – поморщился Михеич. – А вы, пацаны, не тяните. Света – девка непростая. Тут приезжал ее родственник. Серьезный мужик. Полруки откусит, коли зазеваешься. – Ладно, – хмыкнул Вован. – Нас ее предложение устраивает. Завтра займемся. Все документы девчонке выправим. Чем быстрее сделаем, тем раньше кафе заберем. Вернувшись к себе в Гречишкино, Арсений поймал себя на мысли, что пребывает в странном состоянии. С одной стороны, хотелось обнять Светку и не отпускать. Никогда. Дать нерушимые обеты, навсегда привязывающие друг к другу. Заделать ребенка, жениться и жить с обожаемой женщиной. А с другой… Полина тоже поначалу казалась верной и любящей, а появился Севочка, и жизнь понеслась под откос. «Не хочу», – пробурчал про себя Гаранин, сам до конца не понимая, от чего именно с души воротит. То ли от идеи скоропалительно жениться на ляльке, то ли от белого конвертика, валяющегося на краю стола. – У меня голова болит, – пробормотала недовольно Света и сразу прошла в зимовку. За ней следом заскочила Олеська и, стянув с себя сапожки и комбинезон, плюхнулась рядом на кровать, не оставив Арсению даже шанса устроиться рядом. Он прошел на кухню и, вскипятив чаю, завалился на диван. А потом, передумав вставать, задремал. И неожиданно для себя осознал, что в его прощение никто особо не нуждается. Нет, конечно, Полине хочется замолить грешки, а Севе помириться с братом. Но, хоть прости их трижды Арсений, на мнение Космонавта это не повлияет. «Отец никогда не примет в своем доме женщину, рассорившую его детей. Разве что когда родится внук или внучка. И то не факт, – мысленно отметил он и покосился на злосчастный конверт. – Зря оставил, – хмыкнул мысленно. – Читать Полькину ложь не собираюсь. Севке наплету с три короба, что ни на кого зла не держу. Пусть живут и радостно размножаются». Гаранин громко зевнул, намереваясь поспать, как в кухню притащилась Олеська. Стянула со стола печенье, запила чаем из Сениной кружки, а потом, увидев конверт без надписи, кинулась в зал за карандашами и начала что-то рисовать. – Ты есть хочешь? – осведомился Гаранин, наблюдая, как девочка старательно выводит фигурки людей, домики и солнце. – Нет, – отмахнулась Олеська и, высунув язык, принялась раскрашивать солнечные лучи. Арсений, чуть слышно ступая, отправился в зимовку. Примостился рядом с сонной Светой и, крепко прижав ее к себе, пробормотал чуть слышно: – Не беги от меня, девочка. Я без тебя пропаду. – Другую обнимешь, – пробурчала она сквозь дрему. – Я уеду, ты быстро замену найдешь. – Найти-то не трудно, – хмыкнул он, прижимая ее к себе. – Но зачем нам расставаться, если и так хорошо? – Я пока никуда не еду, – отмахнулась она. – А там посмотрим… Может, скоро надоем и ты меня в Зарецк отвезешь и в первый попавшийся поезд посадишь. – Даже не мечтай, куколка, – рыкнул Гаранин. – Как ты можешь надоесть, если мы и не ссорились. Он чмокнул ее в ключицу и тревожно подумал, что и с Полиной жил в ладу, а оказалось-в аду. За женой пришлось долго ухаживать, пока она не соблаговолила переспать с ним. И то у нее на пальце уже играл всевозможными гранями бриллиантик помолвочного колечка. А ляльку и просить не пришлось. Сама в первый же вечер в койку прыгнула. Такие женщины созданы для удовольствия мужчин и уж точно не для женитьбы. Он залез рукой под тонкую майку и, нащупав упругое полушарие, зашептал жарко на ухо: – Может, спровадим Олеську на гору к людям другой расы? Я сейчас Сергею позвоню, пусть заберет. Мне не терпится, маленькая… – У меня болит голова, – ледяным тоном отрезала Света, откидывая его ладонь со своей груди. – Подожди до вечера, Джин. У нас все по расписанию, а внеурочные встречи в душевой не предусмотрены. Гаранин скатился с кровати и, наскоро обув валенки, выскочил во двор, завел Ямаху и умчался в сторону Лебяжьего. – Идиот, – тихо ругнулась Света. «До ответственности он не дорос, а вот в душевой потрахаться прям горит. Обойдешься, мальчик. Любишь кататься, люби и саночки возить, – подумалось ей. Но в тот же момент Света одернула саму себя. – Какой ему брак? Ведет себя как мальчишка! Взбрыкивает, как жеребец-малолетка. Ему бы только с туристочками трахаться. Каждую неделю с новой. Какой из него отец семейства? Уж с Люсьеном точно не сравнить!» И вспомнив бывшего мужа, Света горько разрыдалась. Мысли постепенно перешли на родителей. «Папочка для меня сил не пожалел, – подумала она. – Сколько же денег ушло на лечение? А дядя Витя еще добавил. Шутка ли, рак крови вылечить! А ведь я ему не родная, Пахомову тем более. А Гаранину все нипочем. Никакой ответственности и серьезности. Олеська, конечно, не своя, но и не чужая. А вот помочь ребенку в беде даже не собирается. Где бы она сейчас была, если бы не я? Ему она точно тут мешает. Девочку на гору отвезем и в койку – вот классно придумал. А что ты хотела? – обратилась она к самой себе. – Человек избегает серьезных отношений и не делает из этого секрета. И кажется, тебя, милая, это еще месяц назад устраивало. Так что же изменилось? Наверное, я влюбилась, – после некоторого раздумья призналась Света. – Мужик классный. Красивый. Лучше уехать и вспоминать время от времени, как веселое приключение». И прогнав прочь душевные метания, Света поискала в косметичке таблетку от головной боли. Но облатка оказалась пустой. Она вышла на кухню, в надежде найти что-то у Гаранина. Но и там нужных лекарств не нашлось. – Черт, – выругалась она, глядя, как опираясь локтями на кухонный стол, Олеська на каком-то клочке бумаги рисовала дом и девочку, державшую за руки родителей. – Все образуется, Олеська, – пробурчала она себе под нос. – Нам бы только документы получить! – А куда мы поедем? – бесхитростно осведомился ребенок. – Ко мне домой, – превозмогая боль, улыбнулась Света. – Там красиво? – полюбопытствовала малышка и, получив утвердительный ответ, запальчиво сообщила: – Знаешь, какая тут летом красота! Мама всегда говорила, что нет прекраснее края. – Твоя мама права, – согласилась Света. – Но есть и другие красивые места. – А твой дом тоже стоит у воды? Или рядом с ним большие строения? Мама говорила, что в городах все дома высокие. – Да, – кивнула Света. – Мой дом тоже построен около воды. Только здесь озеро, а там река. Тебе понравится. – А у нас по озеру плавает кораблик, – похвасталась девочка. – И у нас по реке ходят небольшие кораблики и лодочки. А по стене дома вьется плющ. Около берега плавают уточки и лебеди. Вот приедем, возьмем Эжена и отправимся все вместе кататься. – Ура! – закричала Олеська и захлопала в ладоши. А Света почувствовала, как от тоски по сыну защемило сердце. ГЛАВА 25Проглядывая сквозь тучи, низкое пологое солнце, самый великий художник, разрисовало небосклон розово-оранжевыми мазками. От мягкого теплого света снег моментально приобрел синий отлив. Черными статуями застыли кусты, и даже засохшие по осени травинки, словно нарисованные пером, темнели в закатном мареве. Деревья, облепленные снежком, будто укрытые пуховыми платками, походили на невест, кивающих Гаранину в такт ветру. – Сам себе я господин, – пропел ветер в ушах. – Проживу всю жизнь один! Арсений отмахнулся от дурацких мыслей, но в голове следом прозвучало: – И куда на мир не глядь, для меня найдется бл&дь! Он расхохотался во весь голос, останавливая вездеход, а потом пробормотал себе под нос: – Никогда сроду стихи не сочинял! А тут накрыло. А потом оглянулся по сторонам, в зареве уходящего солнца берега и лес показались незнакомыми, и воскликнул не сдержавшись: – Куда я заехал, твою мать! По очертаниям берега и солнцу Гаранину удалось сориентироваться. До Лебяжьего оставалось всего ничего. «Заскочу к бабе Клаве, куплю творога для Олеськи», – решил он, в глубине души ругая себя, что психанул и помчался невесть куда в сумерках. Он оставил Ямаху около дома и, убрав тонкие, одинаково поструганные бревнышки, загораживающие вход, подошел к двери и постучал в окно. – Есть кто живой? Маринкина бабка выглянула из-за занавески и затопотала в сенях, открывая ему дверь. – Тебя, Сенечка, мне сам бог послал, – запричитала жалостливо. – Что случилось, бабКлава? – добродушно осведомился он, глядя в морщинистое лицо и отмечая беспокойство в глазах и поджатые синюшные губы. – Чем помочь? – Да вот не знаю я, – пожала плечами бабка и принялась хлопотать у печки. Арсений уселся за стол и приготовился ждать. Баба Клава просто так глупости молотить не станет. Если уж обмолвилась о помощи, значит, что-то стряслось. Знать бы что! Но торопить старуху не имело смысла. Пока сама шестеренками в голове не прокрутит, пока не решит, с какого боку зайти, ничего не скажет. А настаивать или выпытывать толку нет. Рассердится и выгонит своенравная Яга. Бабка поставила на стол конфеты в старой вазочке, чайник и пакетики с чаем, а потом принесла и сунула под нос Арсению тарелку с большой ватрушкой. – Шанежки третьего дня пекла, не побрезгуй, – прошелестела одними губами и уселась напротив, чтобы любоваться, как ест большой и сильный мужчина. Гаранин, понимая, что, вполне возможно, Клавдия Митрофановна отдала ему последнюю шаньгу, отказываться не стал. Обидится старая, потом еще прощения вымаливать. Хватит и ляльки, невесть за что одарившей его сердитым взглядом и отвернувшейся к стене. «Что нашло?»– мысленно поинтересовался Арсений и, отмахнувшись от грустных думок, пристально глянул на бабу Клаву. – Так что случилось, Клавдия Митрофановна? – А случилось, – прошамкала старуха и снова уставилась на него немигающим взглядом. А после, вздохнув, зашептала заговорщицки: – Ты это… Сеня… Тут Павка днем прибегал, говорит, Генка с Петькой совсем умом тронулись. Вроде напились Надиной наливки и с ума сошли. Уверяли его, что леший в тебя вселился и теперь ты повсюду. – Что? – не понял Гаранин. – Что за чушь? – Вот и я о том же, – вздохнула баба Клава. – Генка с Петькой сегодня к новым туристам заходили, так один из них прям копия ты. А Павка говорит, что ты с этими нахалами, что Демьянкину хату самовольно отперли, не знаком. – Нет, – отмахнулся Арсений. – А зачем наши придурки к пришлым сунулись? Водка закончилась? – А вот не знаю, – хмыкнула старуха. – Люба в Крушинино сестре звонила, так та тебя в это же время около Андрюшкиных ворот видела. А Генка с Петькой уверяют, что беседовали с тобой в Демьянкиной хате. – Я и был в Крушинино, – пробормотал Гаранин. – Со Светой и Олеськой. Спроси свою правнучку, она не соврет. – Да ясное дело, – махнула высушенной рукой бабка. – Только не пойму,что происходит, Сеня. В нечистую силу я не верю. Генке с Петькой мало ли что примерещится по пьяни. А вот зачем они к туристам этим заходили, ума не приложу. – Я разберусь, баба Клава, – заверил Гаранин. – Не беспокойся, ради бога. Зайду сейчас к пришлым и разузнаю, зачем к ним наши приходили. Арсений, посчитав проблему решенной, откусил большой кусок шаньги и принялся яростно пережевывать. «Странное дело, – хмыкнул он про себя.– Своего родного брата я назвал «пришлым», а местных придурков, не имеющих ко мне никакого отношения, «нашими». Что же это у меня с башкой делается?» Попив чаю и схомячив шаньгу, Арсений взял небольшой пакет с творогом, приготовленный специально для Олеськи, и направился к выходу. – Спасибо, баба Клава, – пробормотал он, доставая из кармана пятихатку. Старуха поморщилась, но деньги взяла, памятуя давний уговор. Еще при жизни Марины возник конфликт между Клавдией и ее младшей внучкой. Олесе требовался творог, но Марина не всегда за ним поспевала, иногда баба Клава умудрялась продать. И Гаранин принял решение творог у старухи покупать. – У нее дохода только мизерная пенсия и копеечка с продажи молочки, – объяснил он тогда Марине. – Никто из вас ей не помогает. Тем более что молоко и сливки она передает для Олеськи бесплатно. – Как же, -усмехнулась Марина. – Ей поможешь. Она помощи не примет, денег тоже. – У меня возьмет, – скривился Арсений. – Я ей чужой. С тех пор так и повелось. А теперь уж тем более, сам бог велел. – Давай я и за сливки заплачу, – предложил Гаранин, ставя в холщовую сумку пластмассовую бутылку. – Нашелся богатей, – отмахнулась бабка. – Олесеньку целуй. Как подумаю, что увезет ее Света, так слезы наворачиваются. Одно успокаивает, ты рядом будешь… Арсений кивнул, но разубеждать старуху не стал. «Рядом не рядом, какая разница! – пробубнил он, заводя двигатель. – Хватит с меня жен. Один раз обзавелся – и достаточно. Пусть теперь Севочка разгребает! Из окна кухни Света зачарованно смотрела, как из кромешной тьмы вынырнул яркий луч и понесся к дому, освещая округу. Гаранин. Вот он заехал во двор, остановил Ямаху. В огнях фар Света заметила, что легкое раздражение, накатившее на Арсения днем, сменилось злостью. Насупленный строгий вид и стиснутые зубы говорили, что к Джину лучше не подходить. Чревато. Она отошла от окна и, глянув на Севу, допивающего чай из большой красной чашки, осведомилась: – Может, еще чайку? – Нет, – мотнул головой Сева. В этот момент распахнулась дверь, и в кухню ввалился Гаранин. Цепким злым взглядом оценил обстановку и заметил ехидно: – У нас тут что, чайхана открылась? – Мы собирались поговорить, – не отводя взгляда, заметил Сева. Он скосил глаза на конверт, где с обратной стороны Олеська рисовала цветы, и бросил тихо: – Но полагаю, разговор не состоится. Письмо ты не читал. – И не собираюсь, – рыкнул Сеня, передавая Света сумку с молоком и творогом. Он стянул ботинки, кинул в сторону куртку и только потом, усевшись напротив брата, заявил сердито: – Отчего же не поговорить с хорошим человеком. Обязательно! Света раздраженно глянула на обоих братьев и, забрав Олесю, покинула кухню. -А письмо читать ты собираешься? – Нет, – мотнул головой Сеня, рассердившись, хотя сам не мог понять, чем его так расстроил уход Светы. – Я и так знаю, что там написано, а у меня еще старая лапша с ушей не обсыпалась. Я в этом спектакле не участвую.– И, глядя на расстроенное лицо брата, усмехнулся криво. – Могу позволить. Меня ваша трогательная история любви не касается. Да и отцу моим мнением подтереться… – Тогда о чем говорить, – горько протянул Сева. – Толку… – А я тебе сейчас объясню, в чем толк, Севочка! – рыкнул Арсений. – Отцу передай, что мне ваша любовь-морковь по барабану. А вот ты мне лучше объясни, с кем сегодня беседовал задушевно? – Мужики какие-то приходили. Хотели познакомиться с человеком, набившим тебе морду. – Это все? – Нет. – Мне из тебя клещами вытягивать или сразу в глаз дать? – Да я тебя так отделаю… – Зачем к тебе приходили местные? – Да чушь какая-то! Стали буровить про икону и какого-то покупателя, а потом убежали. – Ясно, – кивнул Арсений и добавил глухо:– А сразу почему не сообщил? – Так не думал, что это важно, – отмахнулся Всеволод. – Какая-то пьянь, мало ли что им привиделось… – В том-то и дело, что они, вероятно, хотели тебя взять в сообщники. Тогда ясно стало б, кто за ними стоит. То, что они икону из церкви хотят украсть, я давно подозреваю, а вот кто заказчик, понятия не имею. – Установи сигнализацию… – Давно поставил. Но угадай, куда сигнал приходит? Сева уставился на брата, мысленно прикидывая, что оповещение получить и быстро на него среагировать может только Арсений. – То-то же, – хмуро рыкнул Сеня. – Если я в сортире на пять минут задержусь, при определенной сноровке икону можно запросто умыкнуть. – Что предпринять собираешься? – поинтересовался Сева. – Можем помочь, – и добавил поспешно: – Это к письму не имеет никакого отношения. Все-таки мы братья и терять тебя я не желаю. – Да ничего со мной не случится, – поморщился Арсений. – Мужики эти, ты сам заметил, хлюпики. – Они могут взять заложников, – передернул плечами Сева. – Ребенка или Свету. – Свету им так просто не захватить. Она у меня боевая, – гордо заметил Арсений, – с тобой, конечно, не справится, а вот Генке с Петькой запросто накостыляет. А вот Олеська их знает с раннего детства и не боится. – Значит, нужно вывести на чистую воду и сдать в полицию… – Наш участковый Назаров обитает в Крушинино. Даже если я смогу доказать, что придурки нацелились на икону, то как я их туда доставлю? Или заранее написать заявление «считаю своим долгом предупредить»? – Давай договоримся, – предложил Сева, вновь обретя надежду, – я придумаю план, как вывести субчиков на чистую воду, а ты прочтешь письмо и дашь Полине ответ. Время пока есть. – Севка, – горестно всплеснул руками Арсений, – ну к чему эта обязаловка? Живешь ты с Полькой и наслаждайся! Ко мне это какое имеет отношение? Я отсюда никуда уезжать не собираюсь. Тем более в Москву. Вас в гости тоже не жду, но и зла не держу. Индифферентно мне, братик. Что касается папы… Так ты сам его знаешь. Упрется рогами, хрен сдвинешь. А если еще Анечка напоет, то, атакуй не атакуй, все равно получишь…шайбу. – Ты не понимаешь… Полина ждет ребенка и просит о малом… Ты должен… – Это ты не понимаешь, – пробурчал Арсений, – тебе положено скакать вокруг жены, будто до нее никто еще на этой планете детей не вынашивал. А я ничего не должен. На словах успокой – и ладушки. Папе я сам позвоню. – Ладно, – пробормотал Сева. – Я тут пробуду с неделю, ты все-таки письмо прочти. Джину хотелось заорать на брата. Треснуть. Вбить в дурную башку элементарные вещи. Но пришлось сдержаться. На кухню вышла Света. – Голова болит, – пожаловалась она. – Давай полечу, – хмыкнул Арсений и осведомился невинно: – Олеська уснула? – Тебе совсем мозги запорошило? – рассердилась Света, негодуя, что постельные дела он обсуждает при брате. – Я не это имел в виду, – пошел на попятный Джин. – Тут Генка с Петькой что-то затевают, нужно девочку предупредить, чтобы близко к ним не подходила. – Что они могут затевать? – устало вздохнула Света, опять доставая из аптечки обезболивающее. Сунула в рот большую зеленую таблетку, запила водой. Арсений не отрываясь смотрел на тонкую шею, на высокую грудь, проглядывающую сквозь майку и не нуждающуюся в бюстгальтере или пуш-апах. – Сеня, – окликнула его Света, выводя из легкого транса. – Какая проблема с местными? – Да вот, думаем, – пробурчал Сева и принялся рассказывать об утренних визитерах. – Хотим их как-то спровоцировать, – бросил Арсений. – А то придется жить в постоянной тревоге о тебе и Олеське. – Элементарно, Ватсон, – хмыкнула Света, плюхнувшись рядом с ним на диван. Притянула к себе конверт, валявшийся на столе. Повертела в руках. Внимательно глянула на Олеськины художества. А затем, перевернув на чистую сторону, взяла карандаш и нарисовала несколько квадратиков. Один обозначила крестом. – Тут все просто, – заверила она братьев. – Устроим маленькое шоу! Арман де Анвиль с тревогой воззрился на жену, рыдающую в постели: длинные русые волосы, собранные в мягкий пучок, грациозная шея и тонкие плечи, обтянутые шелком пеньюара, поднимающиеся при каждом вздохе. – В чем дело, Лили? – требовательно осведомился Арман. – Я немного задержался в лаборатории. Разве это повод для слез? Лиля всхлипнула, пытаясь совладать собой. – Я думаю о Свете, – пробормотала она. – Эбенхаймы настаивают на ее возвращении, а я не уверена, что опасность миновала. Если Стас Дунаев такой же мстительный, как старший брат, то он наверняка сначала сделал заказ, а потом позвонил Вите. Де Анвиль в замешательстве взмахнул рукой, стремясь опровергнуть жену, но она, сев на кровати, потянула к нему руки. – Я боюсь, Арман, – прошептала она, оказавшись в его объятиях. – Если тронут Свету, то доберутся и до Мишеля. Понимаешь? Муж напряженно кивнул. – А я не желаю терять ни одного их своих детей. И сильно тревожусь об Эжене. – Твой внук не выходит за пределы поместья, – напомнил Арман и, отстранившись от жены, ткнул в экран сотового. – Виктор, – бросил он требовательно. – А почему мы не стали выяснять, успело ли насекомое оформить заказ? – Это бесполезно, Арман, – отмахнулся сонный Пахомов. – Точно никогда не узнаешь. – Подумай, как бы нам все-таки выяснить этот момент, – пробурчал де Анвиль и добавил недовольно: – Лили плачет. «Ну конечно, – мысленно хмыкнул Витя, укладываясь рядом со спящей Хлоей. – Лилечка плачет! Ради ее успокоения можно и меня разбудить. Арман, чтоб тебя, – выругался Пахомов, понимая, что до утра не уснуть. Он закрыл глаза и, даже не пытаясь сосчитать овец и баранов, попробовал решить головоломку с заказом. – Свету нужно домой возвращать, – напомнил он себе. – Не век же ей в глухой деревне сидеть. Тут и Эжен стосковался, да и с наследством Люсьена что-то нужно решать. Еще месяц-другой, и потребуется ее присутствие в суде». Пахомов заворочался, потом обнял обожаемую Хлошечку, осторожно чмокнул в шею, вдыхая запах чистого тела. Но только попробовал заснуть, как моментально продрал глаза. Уставился немигающим взглядом в темное узкое окно. «Твою мать!» – ругнулся мысленно, понимая, что только что придумал, как найти исполнителя Дунаевского заказа.ГЛАВА 26Через пару дней Генка, проснувшись около девяти утра, спросонья глянул на брата, спавшего на соседней кровати, накинул старый отцовский полушубок и выскочил во двор. Отлить. Да так и замер на месте. Около Надькиной хаты стоял вездеход Гаранина. Сам Арсений стаскивал на землю большую дорожную сумку, видавшую виды. Света с Олеськой отстраненно наблюдали за ним. Но не помогали и даже не комментировали. Гаранин открыл Надеждину хату и уже собрался внести сумку, но Света ему не позволила. – Все, – рыкнул он, одновременно кивая Генке. – Пока, дорогая! Когда соберешься уезжать, скажи. Подвезу до станции. – Больно надо! – вскрикнула как раненая Света и отвернулась. Арсений вскочил на Ямаху и, дав по газам, рванул в сторону Крушинина. – Что случилось, соседка? – поинтересовался Генка. – Неужто поссорились? – Разошлись, как в море корабли, – отмахнулась Света. – В Зарецк помчался. Новая какая-то фифа приезжает! – Вон оно что, – почесал репу Генка и ринулся к сортиру. А Света, хмыкнув, подняла сумку, набитую подушками, и играючи внесла в дом. – Ну что? – тихо осведомился Юра Бойко, когда Света зашла в комнату и рухнула на диванчик. – Генка нас засек, сейчас побежит Петьку будить. – С одной стороны, хочется их щелкнуть по носу, чтобы впредь не связывались со всякими сомнительными типами. А с другой, я бы предпочел, чтобы они дома на печи сегодняшний день провели. – У меня такое же чувство, – пробормотала Света, наблюдая, как Юра, наклонившись над печкой, пытается ее растопить. – Жар скоро пойдет, тепло станет. Пока пуховик не снимай. Олеська, ты тоже, – предупредил он девочку, бросившуюся к своим игрушкам. – Света, – попросила Олеська жалобно, – а мы сможем с собой взять Тимку и Жорика? – А кто это? – улыбнулась Света, вспоминая, что девочку они с Гараниным забирали в экстремальных условиях. И уж тогда явно было не до игрушек. Потом в Крушинино купили куклу типа Барби в бальном платье, медвежонка и пупсика. А вот забрать из дома Олеськиных любимцев не подумали, а девочка сама, видимо, попросить не решилась. Малышка протянула Светлане старого облезлого зайца и представила солидно: – Это Тимка, мой любимый. Ты не смотри, что он некрасивый. Он болел много… – Тимка, так Тимка, – охнула Света, оглядывая потрепанную игрушку. Потом вспомнила себя. Тот самый момент, когда в больнице в Гетеборге, где ей пересаживали спинной мозг, вдруг выяснилось, что плюшевого мишку Михайло Иваныча она забыла у бабушки Раи. Папа тогда придумал целый план по доставке игрушки. Почтой оказалось долго, всякие ДХЛ тогда на территории России не работали. Передавать с оказией тоже проблема. Выручил, как всегда, крестный. Заехал к бабушке, забрал пакет с плюшевым медвежонком и первым рейсом улетел в Москву. Благо билеты тогда стоили копейки. А там, в Шереметьево, с трудом упросил кого-то из экипажа передать пакет в Стокгольм. Папе пришлось на всех скоростях мчать в аэропорт Стокгольм-Арланда и всеми правдами и неправдами искать пилота с мишкой. Но зато в день операции, когда Света проснулась, ее любимый Михайло Иваныч уже восседал на тумбочке рядом с нарядной куклой. – Он к тебе на самолете прилетел, – силясь не разреветься, объяснила мама, а папа добавил, что Михайло Иваныч – отличный пилот и сам управлял самолетом. От нахлынувших воспоминаний Света чуть не расплакалась. Она быстро сморгнула, чтобы не испугать девочку, показывающую ей жирафа. – А это Жорик, – радостно возвестила Олеська. – Он тоже болел, – хмыкнул Юра, косясь на потрепанного жирафика с болтающимся на одной нитке хвостом. – Нет, – отрезала Олеська, да еще ногой топнула. – Он лежал в нетопленной хате. Простудился и до сих пор болеет. – Мы его полечим и Тимку, – согласилась Света, а заслышав, как по двору кто-то ходит, скосила взгляд на своего охранника. – Юра… Тот успел шагнуть в спаленку, когда в сени ввалились Генка и Петька. – Выходит, теперь вы тут жить станете? – уточнил Петька, не веря, что так подфартило. – Да, – кивнула Света. – Пока документы Олеськины не получим. Мне ребята из Зарецка помогают. Вован и Кабан. Вовка даже замуж звал. Обещал мерс подарить, а Гаранин приревновал, вот дурак-то! Братья переглянулись между собой. Если на Гаранинскую кралю положил глаз Вован, то ловить тут явно нечего. Попробуй пальцем тронь, так и сгинешь в лесочке, никто потом костей не найдет. – А мы… это, – пробасил Генка, – зашли поздороваться. Ты теперь наша соседка, Светлана. Кричи, если помощь нужна! – Спасибо, ребята, – поблагодарила Света, – пока к столу не зову. Еще прибрать надо да сумки разобрать. – Еще свидимся, – разулыбались мужики и отчалили. Света посмотрела им вслед и сокрушенно добавила: – Я и сама молю бога, чтобы они не клюнули на наживку. Простые хорошие люди… – Пока трезвые, – скривился Юра. – А как подопьют, тянет на подвиги. Особенно если появляется какой-нибудь начальник. Они ведомые. Наплети им с три короба, поверят. – Жаль, если попадутся, – пробормотала Света и вместе с Олеськой уселась поближе к печи. Читать книжку. А Юра Бойко занял позицию у окна, откуда хорошо просматривался двор и дорога к лесу. – Смотри, – окликнул он Свету через час. – Все-таки пошли. – Может, по другим делам. Не обязательно за иконой. – Ага, – хмыкнул Бойко. – Вон веревку взяли, топор, стремянку, еще какие-то инструменты. Да и одно ружье на двоих… Не, точно клюнули! Он поморщился и принялся звонить Севе. – Идут к вам, встречайте! – Каждый момент наше сознание делает выбор, максимально лучший для нас, – прошептала Света и, отвлекая девочку, открыла томик со сказками, случайно найденный у Гаранина. А Генка с Петькой деловито шагали по дороге, пока не скрылись в лесу. – Такой случай еще когда представится, – убеждал брата Генка. – Сам посуди, если Гаранин поехал новую бабу встречать, то потом из дома нос не покажет. Случись что, первым примчится. А из Зарецка услышать сигнализацию не выйдет! – А он точно туда поехал? – засомневался Петька и даже башку почесал от раздумий. – Конечно! – отмахнулся Генка. – Я Михеичу звонил. Тот специально в окно глянул. Нет на месте машины Дергайкина. Стало быть, в Зарецк укатил. И Света сказала… – А ей какой коленкор жить в Надиной избе? Подалась бы в Зарецк… – Может, денег нет квартиру снимать. А хата вроде как Олеськина. Никому ничего платить не надо. Разумно. – Хватит байки травить. Лучше подумай, как дверь открыть да икону вынести. Ты профессору сообщил в Москву? – Конечно! Ты еще дрых. Сейчас икону прихватим, домой зайдем за рюкзаком и прямым ходом через Мореный монастырь к Вологде выйдем. – А там что? – Что-что! У дядьки нашего спрячем и домой вернемся. Никто и знать не будет и на нас не подумает. А профессор в Вологду подтянется. – Ну ты и голова! – изумился Петька. – Хороший план, брат! Они подошли к поляне, на которой стояла церковь, и осторожно глянули по сторонам. Ни души. Утрамбованная снежная площадка их особо не смутила. Больше двух недель снег не шел. Кто-то ходил, да и тот же Дергайкин на своей Ямахе раскатал пухляк. Братья опрометью бросились к крыльцу. Сначала перерезали тонкий проводок сигнализации, а потом попробовали вскрыть дверь. Просунув тонкую металлическую пластину, умудрились сразу отжать старинный замок и вошли внутрь. Церковь поразила чистотой и тишиной. Такой кристальной и завораживающей. Когда хочется рухнуть ниц и молить господа о прощении. Каяться в грехах снова и снова. Петька истово перекрестился на икону, стоявшую в самом верху почти пустого иконостаса. – Внизу вроде места полно, – хмыкнул Генка, махнув рукой в сторону зияющих проемов двух нижних рядов. – Это Дергайкин постарался, – сумрачно заметил Петька. – Чтобы не уволокли. – А нас это не остановит, – нехорошо усмехнулся брат. – Может, не стоит, а? – промямлил Петька. – Все-таки грех большой! – Какой там грех, – скривился Генка. – Тут она всеми забыта, случись что, никто и не узнает, что стояла в иконостасе. Вон, говорят, на Онеге церковь пацан поджег от нечего делать, за пятнадцать минут дотла выгорела. – Ну мы же церковь трогать не станем? – насторожился Петька. – Икону заберем и все? – Конечно, – раздраженно бросил Генка. – Мы люди честные, в разбоях и грабежах не участвуем. А церковь – достояние наше! Икона-то современная, ей цена грош в базарный день. – Так что же на нее профессор позарился? – Дергайкину отомстить. Он у него Маринку увел. – А-а, я и забыл уже! – А профессор помнит, – осклабился Генка и велел: – Давай ставь стремянку и лезь наверх, а я снизу подстрахую. – Может, наоборот? – пробурчал Петька. – Я высоты боюсь. Еще грохнусь. – Ладно, давай, – согласился Генка и споро вскарабкался по лестнице, приставленной к иконостасу. Он попытался просунуть нож в щель и поддеть край, чтобы вытащить икону из паза, но не получилось. – С другой стороны попробуй, – снизу посоветовал Петька, – там вроде щель побольше. – Вот сам и пробуй, – огрызнулся Генка, но совету внял. Икона поддалась. Генка трясущимися пальцами крепко обхватил ее и аккуратно передал брату. Петька, прижав ее к груди, потянулся за наволочкой, специально принесенной из дома. – Подожди, – бросил Генка. – Сейчас слезу, помогу. – И обернувшись, застыл на месте. Только посильнее вцепился в стремянку. Около окна стоял Гаранин. Но не тот, что утром ругался с кралей возле Надеждиной хаты. Нет, внешне он казался точно таким же. Рослый и широкий в плечах. Вот только в старом тулупе и шапке-ушанке. А на ногах валенки. А тот другой, что укатил в Зарецк, был в добротной куртке и в высоких ботинках. Да и шапка запомнилась Генке совершенно другая: новомодная, плотно сидящая на голове. – Подсобить? – осведомился сбоку знакомый голос. Братья, как по команде, повернулись и остолбенели. Из маленькой двери выходили люди: Бабай, участковый Назаров, двое незнакомых полицейских, еще кто-то. – Взяли с поличным, – кивнул Назаров и пристроился на окне оформлять протокол. Полицейские застегнули наручники на запястьях горе-грабителей. Бабай, укоризненно глянув на братьев, что-то вещал про стыд и совесть. Незнакомец скривившись бросил Назарову, что неплохо бы провести обыск по месту жительства обвиняемых. А тот кивнул. – Все сделаем, товарищ майор! – И записи приобщите, – велел тот и задрал голову, осматривая расписные «небеса». Петька глянул на Гаранина, все еще стоявшего у окна, и внезапно подумал, что его как будто и нет. Никто к нему не обращается, не замечает. Просто стоит как статуя. Даже икону на место не поставит. Петька перевел взгляд на майора, все еще рассматривающего святых и угодников, и сам глянул в небесную синь «небес». Но святые смотрели на него грустно и недоброжелательно. Словно говорили: «Ну что же ты, Петр?» – Откуда вы узнали, что мы сегодня в церковь полезем? – обалдело поинтересовался Генка. – Мы сами только с утра решили. – У нас свои методы, – хмыкнул майор. А Назаров по дороге в Курыгино шепнул, что телефон профессора давно прослушивается. – Он взятки у студентов вымогает. Никак поймать не могут. А сегодня вы удружили. Ему и себе. Генка мрачно кивнул и непонимающе уставился на Ямаху, стоявшую около Надеждиной избы. Дергайкин, в красной куртке и шапке, закреплял на багажнике Светкин баул. А она, кутаясь в пуховик, стояла рядом и улыбалась счастливо. По двору носилась Олеська. – Вы помирились? – заорал Петька. – Ага! – крикнули одновременно Сеня и Света. – А у вас что за процессия? – осведомился Арсений. – Вот в твоей церкви грабителей задержали. Икону украсть хотели!– крикнул Бабай. – Вон зарецкая полиция спецоперацию провела. – Да я давно говорю, что икону в музей отвезти нужно, – махнул рукой Гаранин и добавил веско: – Во все инстанции писал. Хорошо, что прореагировали вовремя. Моя полиция меня бережет. – Работаем, – бросил майор. А Генка прошептал чуть слышно Назарову: – Я Арсения в церкви видел. У окна стоял. В полушубке и валенках. – Это тебе спьяну померещилось, – хмыкнул участковый. – Его там точно не было. Из Зарецка полиция приехала и еще там иногородние… «Точно леший водит, – мысленно ужаснулся Генка. – А с Надькиной наливкой заканчивать пора». – И тут же осознал, что теперь все закончилось. И наливка, и вольная жизнь. «Ради чего, собственно, сам свободой поплатился, да еще брата втянул? Разве эти деньги проклятые стоят дороже, чем красота – озера, которое вот-вот оттает ото льда, и леса, где в любое время года на душе становится радостно? А закатают нас в городскую тюрьму, когда еще белый свет увидим». – Вы можете заключить соглашение о сотрудничестве со следствием, – предложил майор, как только закончился обыск. – Мы согласны! – в один голос крикнули Генка с Петькой. – Тогда пишите заявление на имя прокурора, – велел зарецкий майор и, усмехнувшись, добавил:– Двое из ларца, одинаковы с лица!ГЛАВА 27 – А лес со временем восстановится? – с сомнением поинтересовалась Света, кивнув на вырубленные проплешины, проносившиеся в окне мчавшегося из Зарецка джипа. – Лет через сто, – рыкнул Гаранин. – Вон до самого полярного круга все вырублено. Здесь финны орудуют, а в Сибири Китай напирает. А леса, между прочим, достояние планеты. Ее легкие! Все орут про глобальное потепление и изменившийся климат, а сами заливают бензином водоемы и вырубают столетние сосны. А потом плачутся, что у них с Гольфстримом проблемы. – Шел бы Гольфстрим дальше за Норвегию, здесь бы уже расцветали деревья, – слабо улыбнулась Света, вспомнив, что сейчас в Париже настоящая весна. И пусть на деревьях только набухают почки, но на Марсовом поле уже вовсю цветут тюльпаны и маргаритки. Перед самым рождением Эжена они с Люсьеном гуляли около Эйфелевой башни и даже на лифте поднимались в ресторан пообедать. Весенний Париж с самой лучшей обзорной площадки предстал во всей красе погожего дня. По синему небу плыли кудрявые белоснежные облака, а вдали виднелся купол Сакре-Кёра, и весь город, казалось, парил в тонкой прозрачной дымке. Света почувствовала, как внутренности вновь сжимает от безысходного горя по Люсьену и щемящей тоски по Эжену. «Мальчики мои», – печально подумала она, чувствуя, как накатывает тошнота. – Останови машину, – попросила Света Арсения. – Что-то меня укачало. Гаранин, прервав свои рассуждения о мировом климате, притормозил около опушки и в сердцах воскликнул: – Вот! Посмотри! Даже молодые деревца вырубили. Скоты! Света, не обращая внимания на его вопли, выбралась из машины. Вдохнула чистого воздуха и замерла, стараясь справиться с накатившей тошнотой и слабостью. Не удалось. Тугая спираль боли скрутила желудок и выкинула на талый снег все его содержимое. – В ресторане траванулась, что ли? – всплеснул руками Арсений, поднеся бутылку с водой и салфетки. Он покосился на Олеську, безмятежно спавшую на заднем сидении в автокресле, взятом взаймы у кого-то в Крушинино, и пробормотал угрюмо: – Ели вроде все одинаковое. Если тебя так выворачивает, то девчонке совсем худо станет. Нужно в Крушинино в аптеку зайти. Света кивнула через силу и уже в машине попросила слабым голосом: – Сильно не гони, а то меня опять вырвет. – На вот, – протянул Гаранин ей пару кульков. – На всякий случай. А поеду я быстро. В Крушинино фельдшер и аптека, а тут в лесу я тебе помочь ничем не могу. Он огладил ее по щеке и пробормотал ласково: – Держись, куколка. Ты же у меня боевая девчонка. Света смежила веки, пытаясь хоть как-то совладать собой, но тут же последовала команда: – Открой глаза, иначе точно укачает. Света послушалась и, усевшись прямо, попыталась отвлечься от горестных дум. И в этот момент отчетливо осознала, что безумно хочет домой. Но не в поместье Гралье и не в свою квартиру в Париже, а к маме, где бы она сейчас ни находилась. Сесть рядом, положить голову на плечо, почувствовать ее губы на своем лбу и услышать взволнованное: – Ты не простыла, Светланка? Может, чай сделать? Кивнуть, а потом расплакаться, как маленькой, и полезть обниматься. А мама, всегда сдержанная и элегантная, прижмет к себе и, поглаживая по спине, начнет утешать, бормоча: – Светка-семицветка, маленькая детка, лучшая из дочек, мой родной цветочек. Как и следовало ожидать, на глаза навернулись слезы, и, смаргивая их, Света не удержавшись всхлипнула. – Что такое? – насторожился Гаранин. – Что это тебя на слезы пробило? – По своим соскучилась, – бесхитростно хмыкнула Света. – И домой захотелось… – Так поезжай, навести, – пробурчал Арсений. Ему не терпелось добавить:«и возвращайся ко мне», но Гаранин сдержался, считая, что в их отношения такая привязанность не входит. Он даже разозлился на нее. «Подумаешь, соскучилась она!»– внутренне поморщился он и уже собрался брякнуть что-нибудь про маленькую девочку, ревущую по маме, как зазвонил сотовый. – Да, Михеич, – коротко бросил Джин. – Обязательно заеду, примерно через час буду. Кинув телефон на приборную доску, Гаранин повернулся к Свете и предупредил нехотя: – Михеич мне для лодки краску привез и еще детальки для мотора. Нужно заехать. Света кивнула, соглашаясь, а, почувствовав снова легкую тошноту, про себя подумала: «Джин прав. В ресторане ели все одинаковое. Картошка фри и котлеты из семги, плюс какой-то местный салат из говяжьего языка и соленых огурцов. Что же со мной такое? Не дай бог, если рецидив. Сколько лет прошло и ничего не предвещало. Или… – она украдкой покосилась на Гаранина и мысленно усмехнулась. – Пусть будет второй вариант, Боженька!» Приехав в Крушинино, Арсений бросил машину у лавки Михеича, а сам поспешил на склад, где его ждал хозяин магазина. Света, выбравшись из недр джипа на свежий воздух, собиралась пройти к озеру, постоять на берегу, полюбоваться закатом и низкими облаками. Но Олеська, увидев, как в лавку вместе с мамой входит Настя Попова, кинулась следом. И Свете ничего не оставалось, как тоже зайти внутрь. Она размышляла о поездке в Зарецк. Все прошло успешно. Ей у нотариуса передали документы об опекунстве и загранпаспорт Олеськи, а она, как опекун, заключила долгосрочный договор аренды с Вованом с копеечной оплатой. Все остались довольны и счастливы. А пока Света оформляла бумаги, Гаранин зашел в местный супермаркет и накупил продуктов аж на три месяца. – Теперь к Михеичу только за хлебом заезжать придется, – довольно хмыкнул он, радуясь, что удалось расплатиться картой Сбера. И теперь Света лихорадочно соображала, как лучше оформить девочке шенгенскую визу. Что там законы говорят на этот счет? Но лучше написать Эбенхаймам или попросить маму связаться с адвокатами. Или у крестного узнать? Перед глазами промелькнуло хитрое лицо с высокими скулами и впавшими щеками. Такое дорогое и любимое! «Точно пора домой»,– подумала Света, наблюдая, как Настя Попова хвастается перед Олеськой новыми ботинками. Но ее воспитанница обновку соперницы не оценила и, вытянув ногу, заметила горделиво: – Такие, как у тебя, вон на полке стоят, а мне специально Света сделала! Больше ни у кого нет. Эслюпсипные… – Эксклюзивные, – поправила девочку Катерина и заметила весело: – Повезло тебе, Олеська! – А потом, повернувшись к Свете, поинтересовалась: – Ну как дела? Опекунство оформила? – Ага, – кивнула та, расстегивая куртку и снимая шапку. – Что-то душно у вас, – пробормотала она, стремясь встать недалеко от двери и глотнуть хоть немного свежего воздуха. – Да как всегда, – пожала плечами Катя и кликнула помощницу: – Ир, замени! А потом взяла под локоток Свету и настойчиво повела в кабинет Михеича. – Что-то ты бледная, подруга, – пробормотала Катя, прикрывая дверь. Она хотела добавить еще что-то про авитаминоз, как Света глянула на нее затуманенным взором и начала опускаться на пол, словно куль. – Э,э, милая, – пробормотала Катерина, подхватывая подружку. – Нехватка витаминов отменяется… Света пришла в себя через несколько секунд на диване. – Я потеряла сознание? – выдохнула она, чувствуя запах нашатыря в комнате. – Ага, завалилась немного, – хмыкнула Катерина. – Видать, осенью кого-нибудь из Арсеньевичей дождемся. – Если так, – улыбнулась Света, – то я всеми руками и ногами за. Она не договорила, а Катерина и без всяких слов поняла, что Гаранин – человек тяжелый, и, как воспримет новость, еще не известно. – Ты только пока никому не говори, – попросила Света подружку. – Может, это и не оно вовсе. – Как же не оно? – изумилась Катерина. – Уж мне поверь, я всегда точно определяю… Затем последовал рассказ про Жанку Попову и ее Настьку, а после про какую-то сестру из Петербурга. Света села, заново собрала волосы в хвост и потихоньку встала. Отдышалась, молясь лишь об одном. «Господи, пусть ребенок! Такой же непоседливый и нетерпеливый, как и его отец. Но только не рецидив. Прошу, Господи!» Катерина глянула на ее отрешенное лицо и пробормотала решительно: – Сейчас, подожди, – вскинулась она и рванула в дом. А потом прибежала обратно с узким тонким пакетиком. – Держи, – хмыкнула радостно. – Дома проверишь. А я пока молчок. Сама знаешь, чем меньше народа в курсе… Света на автомате сунула тест в карман и вышла в торговый зал, где уже в нетерпении топтался Гаранин. – Что вы там шептались, подружки? – брякнул он хмуро и добавил раздраженно: – Как Люська померла, так в Зарецке и не поешь нигде. Обедали в Кабаньем ресторане, видать, Свете попалось что-то несвежее. – Хорошо, хоть не Олеське, – понимающе кивнула Катерина. А вечером мужу насплетничала. – Интересно, Дергайкин женится на ней? – осведомилась со вздохом. – Да кто же его знает, – тяжело вздохнул Михеич. – У него такая каша в голове, хотя мужик хороший. Вернувшись к себе в Гречишкино, Света сразу легла, отказавшись от ужина. Сон не шел, и несвязные молитвы вдруг сложились в некое подобие рэпа и бились в голове с удвоенной силой: «Только бы… Только бы… не рецидив… не рецидив!» Она еле дождалась утра, когда Гаранин отправился рубить дрова, а Олеська еще не встала. И две полоски на тонком картоне встретила ликованием и радостью. Света даже не задавалась вопросом, оставит ли она ребенка. Конечно! Пусть даже Арсений и не захочет на ней жениться. «Подумаешь! – хмыкнула она про себя. – Уехала в Россию налегке, а вернусь с двумя детьми». О том, как отреагирует на новость Джин и что предпримет, Света не задумывалась. Просто решила выждать подходящий момент и сообщить Гаранину о будущем отцовстве. А пока молчать в тряпочку и наслаждаться жизнью. Ловить каждый солнечный день, любоваться озером, потихоньку пробуждавшимся от зимней спячки. И беседовать с детьми. Болтать с Олеськой и думать о том маленьком человечке, что зачали они с Арсением. Назавтра с утра Михеича разбудил звонок Бессараба. «Легок на помине, будущий дедушка», – хмыкнул про себя Михеич и довольно пролаял в трубку: – Приветствую тебя, Бес! – Твой заказ готов, – пробурчал Иван и добавил нехотя: – Как там моя дочка поживает? Что-то ее матери сны снятся тревожные… – Ты же знаешь баб, – попытался съехать с темы Михеич. – Что-то привидится, прислышится… – А потом окажется правдой, – отмахнулся Бессараб, рассмеявшись. – У меня жена такая. Вот даром что в морге, а не с людьми работает. – Почему в морге? – испугался Михеич. – Ну а где еще работать патологоанатому, – добродушно хохотнул Иван. – Доктор наук, профессор, между прочим. – Так она это… трупы вскрывает? – изумился Михеич. – Ну и работа, командир! – Про мою дочку что-нибудь знаешь? – снова насел Бессараб. – Ее мать зазря волноваться не станет. – Да ничего особенного, могу съездить к ней в Гречишкино, – вздохнул Михеич. – Но она вчера к нам в Крушинино заезжала. Я сам с ней не встречался, а вот супруга моя с ней болтала. Говорит, бледная что-то, да и сознание потеряла у нас в магазине. Вроде как отравилась чем-то в Зарецке. – Плохо…– пробурчал Бессараб. – Очень плохо. А что ты сразу меня в известность не поставил? – Так это… – проблеял Михеич. – Это только вчера случилось. Вот как раз сейчас и собирался, – соврал он на голубом глазу. – А…– отмахнулся Иван. – Хорошо. – И положил трубку. Потом, глянув на жену, застывшую как изваяние, Бессараб всплеснул руками. – Вот это чуйка у Лили. Света отравилась рыбой, а маман уже в панике. И так всю жизнь оберегает… – На то она и мать, – отрезала Зина и строго велела: – Позвони Лильке. Она зря беспокоиться не станет. А паника оттого, Ванечка, что ей досталось в свое время. Светку из лап смерти выцарапала. Конечно, Иштван приложил массу усилий. Витька, говорят, деньгами помогал. Но все держалось на Лиле. Она свято верила в Светкино выздоровление. И победила. Вдумайся сам, сколько ей сил потребовалось! – Зина тяжело вздохнула и, всмотревшись в ошарашенное лицо мужа, повторила: – Звони ей! Если Света там сознание потеряла, то вполне возможен рецидив, и тут каждая минута дорога. Иван поморщился, словно его ударили. Внезапно вспомнилась старшая сестра, умершая от такой же болячки. Бессараб схватил трубку и ткнул во вчерашний контакт. – Лиль, – насупленно позвал он. – Светка вчера в обморок упала. Может, за ней съездить, привезти сюда? – Да, – всхлипнула бывшая возлюбленная. – И чем скорее, тем лучше. Но только сама дорога затянется на несколько суток. – Есть один вариант, как доставить ее быстрее, – вслух подумал Бессараб, сам не веря, что брякнул безрассудно. – Какой? – вскинулась Лиля. – Если нужны деньги, скажи. Я переведу, или Витя завезет. Он в городе. – План такой, Лиль, – сдержанно заметил Иван. – Самолетом до Архангельска. Там меня встретят и отвезут прямо в эту деревню, где наша дочь окопалась. А потом так же обратно. Здесь на месте она сдаст все анализы… – Я договорюсь, возьмут «цито», – добавила Зина, ласково целуя мужа в макушку, и громко крикнула в трубку: – Не паникуй, Лилька, прорвемся. Ближе к обеду в Гречишкино заявился Михеич. Что-то буровил про двойной комплект деталей. Небрежно порылся в коробке, не обращая внимания на хмурый взгляд Гаранина, затем попил чай и, полюбезничав со Светой, откланялся. – Я не понял, зачем он приезжал, – пробормотал Арсений, очищая апельсин для Светы и Олеськи. – Что-то напутал с товаром, – отмахнулась Света, будто не придав значения визиту. А про себя подумала, что вот он, шпион Гадюкин. Лихо у них связь налажена. Катька небось вечером сболтнула мужу, тот отчитался перед био-папой, и как итог – мамин утренний звонок и осторожные вопросы про самочувствие. «Домой, хочу домой», – мысленно пропела Света и, дождавшись, когда Гаранин уйдет на рыбалку, позвонила матери. – Мамочка, – промурлыкала она и сразу приступила к делу: – Кажется, я жду ребенка… – Это точно? – настороженно осведомилась Лиля. – Пока только тест, – хмыкнула Света и добавила гордо: – Но там красивые две полоски! – А что отец ребенка? – Он еще не знает. – Когда планируешь сообщить? – В ближайшее время. Но это ничего не меняет. Понимаешь? – Конечно, милая. Но если человек достойный… – Он похож на Бессараба, – хохотнула Света и, вздохнув, заметила: – Нам с тобой суждено один раз познать великую любовь, а другой – столкнуться с настоящим дуболомом. Только очередность разная. – Есть еще третий вариант, – тихо хихикнула Лиля. – Арман. Мне с ним повезло, и ты встретишь такого же. «Второй де Анвиль? – про себя изумилась Света. – Убереги, Господи!» – Надеюсь на это, – заметила вслух. Поговорив с дочерью, Лиля прошла в кабинет мужа, где Арман встречался с адвокатами. – Лана скоро приедет и сможет явиться в суд, – бросила она устало. – Но она поселится у нас, а не в Гралье. Ваша задача оспорить любое решение суда, предписывающее ей и Эжену жить в родовом поместье.