Вспрыгнув на иссиня-черного гибкого
жеребца, клички которого Миранис даже не знал, принц подождал, пока
счастливый Этан вскочит на каракатового самальского красавца. Конь
танцевал под седоком, в нетерпении грыз удила, и стоило ему дать
хоть немного свободы — влетел в арку перехода. А там рванул в лицо
свежий ветер, одурманил запах листвы. Миранис засмеялся. Да! Да! Он
чувствовал в вороном красавце ту же тоску по свободе, что и в себе,
то же желание бежать, нестись, догонять ветер и расправлять
невидимые крылья.
— Видишь! Они шикарны! — крикнул за
спиной Этан, и Миранис был вынужден согласиться.
Взметнулись под крупом прошлогодние
листья, мелькнули серой лентой стволы буков, встревоженно
прошуршали над головой кроны. И Миранис забылся, растворился в
быстроте, в свободе, в обиженном свисте ветра. Не догонишь! Не
поймаешь! И конь всхрипел, срываясь в галоп, и промчалась внизу
лента ручья, веером разлетелись сверкающие брызги, а небо
взбесилось, прорвалось горькими слезами и ударило копьем
молнии.
Мир померк. Зеленое стало черным,
липкий страх вполз в душу. Жеребец вздрогнул, натужно заржал, встал
на дыбы, мазанув копытами, а потом понес. Волной ужаса поднялся
внутри страх. Небо лило и лило холодную воду, грязь разлеталась
брызгами, хлестали бедра ветки орешника. Миранис пытался позвать
телохранителей, но дар изменил, а магия, что всегда была рядом,
куда-то пропала. Били в плечи тугие струи, судорожно вцепились в
повод пальцы, летел вперед конь, и все более светлело внутри,
ужасало крутым обрывом.
— Мир! — позвал за спиной Этан.
Он уже не слушал. Конь распластался
в прыжке, развернулась под его брюхом пустота, и Миранис на миг
почувствовал, что летит, выпав из седла.
— Мир, я рядом! — новый зов, но
другой, уверенный и спокойный.
Ветви под обрывом, послушные воле
зеленого телохранителя, поймали в ласковую сеть, пружинисто
подбросили вверх, окатив холодными каплями. Распахнулось прошитое
молниями небо. Где-то внизу заржал отчаянно, умирая, конь, пронзило
душу горячим сожалением, и руки телохранителя сомкнулись впереди на
поясе, удерживая в воздухе.
— Не тронь меня, идиот! — закричал
Миранис, но было поздно… Тисмен вздрогнул, и принц понял, что дар
изменил не только ему...
А потом был еще полет. Плели над
головой паутину ветви, ломались под спиной Тисмена. Болью росло
внутри отчаяние — виноват Миранис, а большую часть удара взял на
себя телохранитель. Разорвало тело болезненное приземление, а за
ним — беспамятство.