Посылать запрос – не в традициях Граны. Там этого не поймут. Так
я и сказал обоим генералам. А дальше пусть распоряжаются мной как
угодно, мне плевать.
На том и порешили.
Лес, увидев меня, поначалу вроде обрадовался. Но когда узнал,
что я хочу отвести его на Грану, сразу как-то стих.
Подрос он совсем немного, но неожиданно раздался в плечах, что
было непохоже на его породу. У экзотианцев это происходит позднее.
Лесу же по моим прикидкам вряд ли натикало больше девятнадцати.
Он, однако, не возражал. Без уговоров забрался в шлюпку. Видно,
приют надоел ему основательно. По грантским меркам он должен уже
считаться взрослым, но в Империи дееспособность – с 21 года.
Долетели нормально. Лес всю дорогу тихо сидел в углу. Перед
проколом я встал проверить, как он пристёгнут, и удивился, что всё
у него как надо. Ничего, оказывается, не забыл.
В этот раз я уже спокойно взял Дерена. (Роса отправил к Келли,
долечиваться).
Грана по неподписанному, но проговорённому с эрцогом Локьё
договору, оставалась нейтральной территорией, каковой она
собственно всегда и была. И сели мы спокойно. Мало того – Н’ьиго
явился меня встретить, и потому военные даже курили в другую
сторону.
Н’ьиго стоял прямо на посадочной площадке. Там, где стоять, в
общем-то, не положено. Ветер пытался сорвать его чёрно-синий плащ.
Я не знал, цвета какого Грантского дома он носит, но не видел его
иначе, чем в чёрном и синем. И волосы у него были
иссиня-чёрные.
Я спрыгнул, не дожидаясь, пока шлюпка перестанет дрожать. Следом
выбрался Лес.
Н’ьиго поздоровался кивком и улыбнулся одними глазами. А потом
молча пошёл вперёд.
Лес вертел головой по сторонам. Посмотреть было на что.
Грантские города поражают видимой несовместимостью сельского и
индустриального пейзажа. Тем более – в старой части планеты.
Мы прошли квартала два. Прошли бы больше – голова бы у Леса
оторвалась.
Н’ьиго его спас. Свернул в тупичок и повёл нас в подвал
одноэтажного здания.
Дом, как выяснилось, уходил «в землю» ещё на два этажа.
Непонятно было, жилое это помещение или офис – детали стиля и тут
переплетались довольно причудливо.
Плохо освещённые коридоры казались то прямыми, имперскими, то
раздувались и изгибались, как змеи. Светильники, двери – и те были
разномастными.
В комнате, куда психотехник привёл нас, стоял шикарный
двуспальный диван – мягкий и легкомысленный. На нём можно было и
спать, и убеждать пациенток, что ещё не всё потеряно в этой
жизни.