Я присел на корточки. Похоже, какое-то божество – сплетённые
тела мужчины и женщины плавно срастались в одно, неразделённое
тело.
Наверное, эрцог спал здесь. Всё в каюте несло отпечаток его
внимания, внутреннего присутствия.
На постели, затянутой, как это принято в армии, пластиковым
чехлом, лежала аккуратно заложенная стикером старинная книга.
Названия не было видно, а взять её я не решился.
На плавающем столике дремало ещё несколько книг, какие-то
бумаги, принадлежности для письма. Старинные принадлежности. Если
бы там не было бумаг, книги ещё можно было бы посмотреть, а так....
Мне совсем не хотелось, чтобы эрцог решил, что я роюсь в его личных
бумагах.
Стулообразного ничего я не углядел, не на кровать же садиться.
Сел на пол у стены, возвращаясь мыслями на Грану.
Не скажу, что на душе было совершенно спокойно, но я был
почему-то уверен, что эрцог меня не съест. Если бы он действительно
хотел отнять камень и расправиться со мной – уже сделал бы и то и
другое.
Что ему могло помешать?
Скорее всего, формально он прав. Камень, наверное, покинул дом
Сапфира каким-нибудь не совсем честным способом. Но зачем Абио
оставил мне его?
Эрцога я прождал не меньше часа, но так ничего и не придумал за
это время.
Локьё вошёл и уставился на меня насмешливо.
– Ну, – спросил он с каким-то шутливым внутренним вызовом. – И
как мне тебя наказать? Отвести в оранжерею? – и вдруг
рассмеялся.
Я первый раз видел его не насмехающимся, а именно смеющимся и не
знал, как реагировать.
– Почему именно в оранжерею? – спросил я поднимаясь.
– Когда мне было пятнадцать, – сказал, всё ещё улыбаясь, Локьё.
– Озабоченный моим ранним взрослением Домато, отвёл меня однажды в
оранжерею, нарезал там каких-то веток и познакомил с их
воздействием на нервные окончания. Но, по-моему, ты уже перерос
такие семейные методы, а? Я, конечно, могу отправить тебя на нижнюю
палубу и приказать, чтобы тебе всыпали по первое число, но вряд ли
тебя и это впечатлит?
Я не ответил. Мне совершенно не улыбалось, чтобы меня тупо
избили. И язык лучше было попридержать.
Хотя мне очень хотелось спросить, почему это воспитанием юного
эрцога занимался его врач. Неужели больше некому было?
Эрцог фыркнул.
– А кому? – ответил он на незаданный вопрос. – Отец занимался
политикой, она и съела его до костей. А дядя предпочитал, чтобы
племянники сами как-то барахтались и выплывали. Я мог тогда,
конечно, пожаловаться отцу, но сначала помешал стыд, а потом я
понял, что это тоже был необходимый жизненный опыт... – Он
помедлил. – Вот я и не знаю... Что сделать с тобой, чтобы это тоже
было для тебя опытом?