А потом… чёртов каблук, даром, что низенький, неожиданно угодил в щель между плитками, и нога подвернулась.
Елена Эдуардовна неуклюже взмахнула руками, охнула и к своему ужасу грохнулась на асфальт. Колено тут же опалило болью.
Батурин оглянулся, подскочил, помог подняться.
– Как вы? Больно?
Она кивнула, закусив нижнюю губу. Чёрные колготки на колене разорвались, ещё и кожу ободрало.
Больно было. А ещё досадно и ужасно стыдно. Вот зачем она так вырядилась? Решила покрасоваться? Надела бы, как обычно, кеды, но нет, захотелось выглядеть поизящнее – туфли, юбочка короткая…
Да уж, получилось и впрямь изящнее некуда – растянулась как корова на льду. Ещё и перед ним!
– Наступать можете? Держитесь за меня.
Он закинул её руку себе на плечо, сам обхватил за талию и медленно повёл к машине. Рука у него была крепкая и горячая. Невыносимо горячая. Обжигающая! Так, что даже про боль в разбитой коленке забылось.
Он помог ей сесть в машину, а потом вдруг предложил:
– Повернитесь боком, я осмотрю ногу.
Елена Эдуардовна опешила и даже забыла от удивления отказаться. Послушно скинула туфельку и села полубоком. Он присел на корточки и с самым серьёзным видом ощупал лодыжку:
– Так больно? А так?
– Нет, болит только колено и то уже меньше… А вы в этом разбираетесь?
– Ну, я не врач, но с травмами ног приходилось иметь дело. А колено обработать надо…
Он так и не выпускал её лодыжку, а она не убирала ногу. Пальцы его сквозь капрон прижигали кожу. По телу разливалось тепло, а лицо и вовсе рдело, как у неискушённой юной девы.
Взгляд его скользнул выше колена, медленно огладил бедро, и тотчас переменился, будто подёрнулся поволокой.
Елена Эдуардовна смутилась, хотела одёрнуть юбку или чем-нибудь прикрыться, но почему-то замерла.
Его пальцы нежно, почти невесомо прочертили дорожку вдоль щиколотки.
Батурин поднял на неё глаза, горящие и чёрные. Обвёл взглядом изгиб шеи – и дыхание перехватило. Остановился на губах – и губы тотчас пересохли.
Затем он выдохнул и… будто сбросил морок.
В лице его почему-то проступила злость. Он убрал руки, выпрямился в полный рост, бросил:
– Извините.
И не прощаясь, двинулся к своему опелю.
Елена Эдуардовна наблюдала, как Батурин выехал с парковки, как вывернул на проезжую часть, как скрылся за поворотом, и никак не могла успокоиться. Кожа до сих пор горела от его прикосновений и нескромного взгляда, и внутри всё растревожено гудело. А разум отказывался понимать, что сейчас произошло.