Бегу обратно к лагерю, возле дерева, с которого я упал, нахожу
пару целых стрел. Подбираю, заражаю оружие, слышу шорох, неожиданно
резко выделенный слухом сред общего шума леса и стона раненых
разбойников. Стреляю на звук, и только в последнее мгновение
успеваю поднять арбалет чуть-чуть выше – стрела впивается в дерево
над самой маковкой шлема одного из моих рыцарей.
Оглядываю поляну – лишь мертвые да раненые, да рыцарь, что
пинает тела, добивая калек и стонущих недобитков. Да тройка
арбалетчиков, один из которых, кажется, тяжело ранен. Похоже, он
упал с дерева, и сломал себе руку и ногу.
Второй рыцарь, голову которого, я чуть не продырявил, сидит у
дерева. Навалившись на него спиной. Из его ноги торчит стрела.
Арбалетная стрела!
Я невольно усмехнулся.
- Ох, боец, везучий ты до дружественного огня. – усмехнулся,
подходя к раненому рыцарю, и дернув стрелу над его головой.
Ага, хрен я её вытащу!
Боец невольно усмехнулся, задирая голову, и смотря на оперенье,
впившейся в подмороженное дерево смерти на целую четверть,
расположившейся столь близко от своей головы.
А теперь о грустном. Я подошел к телу убитого война и перевернул
его на спину. Мне вновь захотелось опорожнить желудок.
- Ты погиб смертью храбрых, защищая своего короля! – проговорил
я, похлопав бойца по доспеху.
- Итак, бойцы, Доложить! – проорал, вставая с колен.
Один из арбалетчиков, склонившихся над своим раненым товарищем,
решил доложить, встав, но мечник, прерывавший страдания раненых
врагов, его опередил:
- Тринадцать человек убито. Еще четверым удалось скрыться. –
отчитался он, гробовым голосом, и хладнокровно всадил меч прямо в
глотку раненому в ногу разбойнику, отчаянно просившему о
пощаде.
Мне в очередной раз захотелось опорожнить желудок, и на этот раз
даже не спасло то, что я давно ничего не ел. Однако я сглотнул
обратно, вырвавшеюся в рот желчь, дабы не выглядеть слабым при
подчинённых. Рыцарь тем временем, продырявил грудь еще одного
бойца.
- Э, э! Ты хоть одного то оставь для допросов! – поспешил я
остановить бессмысленную резню.
- Поздно. – таким же гробовым голосом сказал рыцарь и выдернул
окровавленный кленок из груди поверженного врага.
Вокруг догорающего костра и правда уже никто больше не
шевелился. Стоны и тихая ругань раненых, затихли навсегда, уступив
место мертвой тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров в
прогорающем костре.