Ньет тряхнул головой и вроде даже ожил. Подошел к окну.
— За что дролери вас так не любят? — спросил Рамиро, размешивая
осевший в воде пигмент. — Ну воевали тыщу лет назад, так все
воевали.
Ньет отворил окно и выглянул, потом вовсе залез на широкий
подоконник с ногами, пачкая известковой пылью роскошную Деневу
собственность.
— Красиво здесь. Деревья подстрижены, дорожки посыпаны. Я бы
пожил тут… в прудах. В прудах совсем пусто… никого. Только рыбы и
утки.
— И все-таки? Почему не любят?
— Ты же вроде знаешь сам. Вот, картину рисуешь как раз об этом.
Все очень просто. Мы сражались за Стеклянный Остров, и альфары
победили.
Все он, оказывается, знал, этот странный фолари. А Рамиро
надеялся, что он не понимает сюжета фрески. Надеялся, что это
просто красивая картинка для него.
— Ну… - буркнул Рамиро в некотором замешательстве, - подумаешь,
победили. Люди альфарам помогали остров зачищать, тоже, считай, вас
победили. И что? Мы же не ненавидим вас. Не презираем… хм…
Рамиро нахмурился. Ньет слез с подоконника.
- Давай работать, - сказал он мягко.
***
Ньет миновал пеструю толпу на набережной, сел на каменный
бортик, свесил ноги. Во рту было горько, он сплюнул прямо в воду.
Потом не выдержал и расхохотался, припомнив, как потешно выглядел
разгневанный альфар. Сумеречные столько о себе понимают — просто
оторопь берет. Не все ему равно, кто у него в доме стенку
красит.
— С человеком якшаешься, — проскрипела за плечом Неясыть. —
Смешно тебе. Наплачешься, Осока. Весь на слезы изойдешь.
— Молчи, старая дура.
— Мох тебя искал.
— Подождет.
— Дерзкий ты, Осока. Все тебе неймется, все выдумываешь что-то.
Мокро-зелено, а кончится все одним — пена с водой пополам.
О-хо-хо…
Ньет не вслушивался в ее клекотание, водил глазами по
набережной, высматривал кого-то.
Закатное солнце окрасило мостовую алым, окна домов на том берегу
реки потекли расплавленным золотом. Холодные синие тени протянулись
по воде, по светлой ряби.
Его народ оживлялся на закате, в пограничное время меж светом и
сумерками. Ускользающий свет менял их, тоскливых и пыльных,
вечерняя прохлада придавала сил.
Трое парней играли на гранитной брусчатке в «волны-ветер»,
строили немыслимые фигуры, выгибаясь так, как человеку и в кошмаре
не приснится.
На почтительном расстоянии стояла стайка подростков, пялилась
жадно.