Топорщились радужные перья спинных плавников, тускло блестела
чешуя на боках и предплечьях. Один из троицы почуял пристальный
взгляд, вывернул голову, оскалил в улыбке острые зубы.
Ньет отвел глаза.
— Ты и впрямь сходил бы, Ньерито, будь ласков.
Озерка улеглась на живот, прогнулась колесом — босые ступни с
темными когтями с легкостью опустились за плечи, утвердились на
мостовой. Руки сложены под подбородком, раскосые глаза залиты
изумрудной радужкой. Вместо волос — на голове светлый лебяжий пух
клочьями.
— Он так гневался, вода на полпяди поднялась. Сходи, прошу.
— Ну ладно. Ты не переживай.
— Жалко его, — Озерка то ли чирикнула, то ли всхлипнула
тихонько. — Сидит там один, весь белый свет ненавидит.
— Тут уж ничего не сделаешь, — мрачно сказал Ньет и сполз с
парапета в реку, окунувшись с головой.
Голоса, смех и гортанный клекот в воде сразу расплылись,
смешались в единый шум.
Мох засел в тупиковом отростке подземного водоотвода, куда свет
отродясь не заглядывал с тех пор, как реку взяли в каменную
оболочку. Под кирпичным выгнутым сводом лежала тяжелая, покрытая
замшелой броней туша, упираясь спиной и хвостом в каменную стенку.
Вода доходила аккурат до крошечных тусклых глазок.
Ньет прошел по пояс в воде, присел на каменный приступок. С
волос, штанов и футболки текла вода.
Туша, облеченная зеленоватым свечением в темноте, чуть
пошевелилась.
— Как дела по спасению мира? — прошлепала она.
— Привет, Мох. Все унываешь?
— Какого черта ты шляешься во внешний мир? Только нас позоришь.
Мы не дружим с людьми. Люди лишили нас дома.
— Вы и с собой-то не дружите, — Ньет фыркнул. — Знаешь, Мох, я
не готов прожить остаток дней так, как ты — приклеившись задницей к
стене и разлагаясь на слизь и водоросли. Все меняется, даже альфары
это понимают.
— Альфары… с-с-с-с-с…
— Так можно веками прятаться в канализации или развлекать зевак.
Мутить воду. А потом сдохнуть.
— А ты что предложишь, Осока? Попроситься к людям? Вдруг не
выгонят? Пустят в свои чистые дома, на мягкие постели? Не с-с-смеши
меня.
— Нет… не предложу. Это очень тяжело — жить с людьми, — честно
сказал Ньет.
Мох снова заворочался, пошевелил лапками-плавниками; капала
вода, отдаваясь эхом под сводами.
— Должно быть место, где мы еще можем жить нормально. Не
двое-трое фолари, которые в состоянии удерживать человеческий облик
и пользоваться ножом и вилкой, а все, весь народ — кривые,
хвостатые, чешуйчатые, собакоголовые… Все. Мох, ты раньше плавал в
море. Если туда податься?