Девочка-химерка. Молодежи положено шуметь, шалить и радоваться
жизни, а не изображать изможденных вурдалаков. Красивая же
девчонка. Зачем нарисовала себе провалившиеся щеки и глазницы?
— Тебе нельзя курить. Ты же танцуешь.
— Пока можно. После двадцати брошу.
Рамиро усмехнулся. По мнению соплюшки, до двадцати — еще целая
вечность. А после двадцати — старость, и придется беречь себя.
— Нет, — сказал Рамиро. — Не угощу. Твоя мать меня захомутала, и
я буду мстить.
— Моя мать обвела вас вокруг пальца.
Девочка обошла машину, легко вскинула ногу в полосатой гетре и
перешагнула дверцу. Опустилась на просторное пассажирское сиденье
рядом с Рамиро — как бабочка, ей-богу.
— Она не договаривалась с госпожой Кариной. Пока. Ей нужна была
козырная карта — ваше согласие. Теперь госпожа Карина стряхнет
нафталин и возьмется ставить спектакль. Раз уж вы согласились, как
же она вас бросит?
— Ах ты дьявол! — восхитился Рамиро. — Вот же интриганка! А ты
зачем ее мне сдаешь?
Десире пожала плечами.
— А вы никуда не денетесь. Отказаться нельзя, мама уже пошла к
госпоже Карине. Вы такой наивный. Вас легко обмануть. Театр —
змеюшник, вы забыли?
— Забыл, — признался Рамиро.
Девочка бледно улыбнулась.
— Будьте осторожны. Когда даете обещания. — Она помолчала и
добавила совсем тихо: — Холодный Господин все слышит.
Уставилась перед собой на дорогу, нахохлилась и замолчала.
Рамиро метко попал окурком между прутьев канализационной
решетки.
— Очнись. Тебя подвезти?
— Нет, у нас репетиция.
Взмах полосатой ноги — и девочка медленно бежит назад, плывет,
не касаясь асфальта. Белесая в черных пятнах ночная бабочка. Между
цветущих деревьев — к белым колоннам театра под золотой
драконидской колесницей.
Мир наискосок перечеркнут радугой, неколебимо стоящей над
фонтаном. Вокруг вишни, солнце и воробьи.
Рамиро вздохнул и поехал в библиотеку.
Дня три всего, как пригрело солнце. Поздняя весна. Вернее, и
весны-то нет никакой, сразу лето случилось. Редкие прохожие на
бульварах ошалело глядели в небо и улыбались. Кто-то недоверчивый
не расстался еще с зимним пальто, кто-то в безмятежном восторге
вышел в белой маечке и сандалиях на босу ногу. Пахло цветочной
пыльцой и новой, только-только появившейся пылью, горячим асфальтом
и водой.
Рамиро свернул с бульвара на Четверговую площадь, проехал еще
немного и остановился на углу Семилесной улицы, у здания Библиотеки
Изящных Искусств, что напротив Института истории и архивов.