Иногда Даша, лёжа под пологом в сенях, могла по неясным, еле
уловимым ритмам угадать, что это была за песня: «I like to move it
move it» или «Gut gut super gut». В такие моменты её охватывала
жгучая зависть к тем счастливцам, что танцевали сейчас под эти
ритмы и цветомузыку в этом самом крутом заведении на свете. И тогда
она не хотела уж больше оставаться маленькой, и страстно желала
хоть чуть-чуть подрасти… ну, хотя бы лет до четырнадцати, как
Лариска. Больше не надо, двадцать лет — это уж совсем взрослая
тётя.
Вышеупомянутая Лариска тоже приезжала на лето к бабе Нюре со
своими родителями: тётей Людой и дядей Лёней. Приезжал и дядя
Слава, Валеркин папа, и незамужняя тётя Валя, мамина
сестра-близнец. В избу порой набивалось столько народу, что негде
было спать. Детям стелили в сенях под пологом; а они и рады были
убраться подальше от взрослых, чтобы можно было беспрепятственно
болтать, драться подушками и шалить аж до первых петухов.
Под утро, когда деревню окутывал сырой молочно-белый туман, а
пастух, щёлкая кнутом и матерясь, гнал коров на выпас, подростки
возвращались с ночных гулянок с насквозь прокуренными в клубе
волосами и одеждой. Лариска ныряла в полог к Даше, даже не смыв
помаду и потёкшую дешёвую тушь с ресниц и, блестя воспалёнными от
сигаретного дыма и бессонной ночи глазами, будила её и посвящала в
подростковые свои тайны.
— Идём мы с девчонками из клуба: я, Ирка Ромашова, Лидка… И
Володька за нами увязался. Пойдём, говорит, Лар, ко мне на сушилы…
Я такая, ага, счаз! Ху-ху тебе не хо-хо? Ты бы видела, какое у него
было… пиписное лицо!
Последняя фраза, получившаяся экспромтом, так нравится Лариске,
что она не может удержаться, чтобы не произнести её снова.
— Пиписное лицо! — говорит она и хрюкает в подушку от смеха.
Даше становится даже немного жалко этого Володьку. Хороший ведь,
добрый парень. Всегда помогает то на огороде, то вёдра с водой им
притащит. А Лариска помыкает им, как хочет. То кота своего заставит
на поводке выгуливать. То вот теперь «пиписным лицом» его называет.
Впрочем, последнее обстоятельство роняет Володьку в глазах Даши
ниже плинтуса. И простое и доброе лицо этого стриженного под «ёжик»
деревенского парня, после этих слов в Дашином воображении,
действительно, становится похожим на унылую мокрую пиписку.