Верлена с трудом переключила мысли на дела нерабочие. Надо зайти
в магазин, взять какой-нибудь рыбки к ужину. И постное масло
заканчивается. В последнее время она чаще говорила и думала о
покупках – «взять то-то и то-то», а не «купить», и это тоже кое-что
означало. А город уже расцвёл предновогодней иллюминацией, на
которую Верлена, грешным делом, обожала глазеть.
По пути заглянула к Ольге в приёмную эйчаров – пять минут ничего
не решают, супермаркет не закроют, а поболтать на дорожку приятно.
Ольга Лазаревна приходит рано, уходит поздно, зато потом в счёт
переработок берёт короткие, по три-четыре дня, отпуска. У неё
график такой, гибкий. Хорошим работникам руководство фирмы всегда
идёт навстречу.
– Копырнацкого, Пал Дормидонтыча, шефом департамента
безопасников ставят, – с ходу сообщила Ольга, многозначительно
играя бровями.
– Ну… – сощурилась Верлена. – Туповат, но исполнителен. А что
ещё охране надо? Хотя, может, и не так туповат, как кажется, до
органавт-майора как-то же он дослужился?
– Я старый солдат и не знаю слов любви! – воскликнула Ольга,
выпучивая глаза.
Дамы ещё немного пополоскали косточки бывшему гэбэшнику
Копырнацкому, обсудили новый костюм главбуха (пафосная безвкусица)
и попрощались, довольные собой и друг другом.
И надо же такое совпадение: буквально за следующим поворотом не
очень длинного коридора замаячила квадратная фигура без пяти минут
начальника охраны «Dollины».
Вот же зараза!
Не то чтобы Верлена господина Копырнацкого терпеть не могла, они
и не общались толком, но на генетическом уровне помнила, что бывших
органавтов не бывает, и старалась держаться подальше. И свернуть,
как на грех, некуда.
Верлена уже нацепила уставную приветственную гримасу, но тут
поняла, что ситуация слегка неуставная.
Перед Павлом Дормидонтовичем, как загипнотизированный бандерлог
перед удавом Каа, замер совсем сопливый парнишка – худой,
белобрысый, в штанах цвета молочной поросятины, чёрно-белой куртке
и дутых кроссовках, более всего напоминавших палитру
импрессиониста. Парнишка стоял, чуть согнув колени и безвольно
свесив руки. На лице его читался такой неконтролируемый, ничем не
прикрытый ужас, что и Верлена на секунду оторопела. А потом… потом
всё как-то сместилось, что ли. Сдвинулось, будто съехали очки на
носу, делая картинку чёткой. Она поняла. Или ей так показалось.