Чудовищная штуковина помещалась в чёрные глянцевитые ножны, тоже
покрытые сплошь черепами, розами, рубинами, звёздами и бабочками.
Вся конструкция весила килограммов пять с добрым гаком.
Убить кого-либо этим мечом в фехтовальном поединке было
невозможно, что понимал любой здравомыслящий человек с первого
взгляда. Меч воплощал в себе идеалы пацифизма. Идиот, по невежеству
и недоумению попытавшийся нанести этим мечом удар, в лучшем случае,
при благоприятном расположении светил и общем везении, ограничился
бы вывихом кисти. В худшем – он избавил бы врага от хлопот, отрезав
себе голову. Чёрт сбалансировал меч таким образом, что сам сэр
Ланселот не смог бы поручиться за направление и силу удара, как ни
возьмись за рукоять.
Но адский девайс и не был рассчитан на фехтование, а
собственному назначению он отвечал идеально.
Чёрт поцеловал меч ещё раз, и череп, не выпуская розы из зубов,
процедил сквозь них: «Здорово, отец!»
Благодаря оригинальному конструктивному решению, говорильный
орган меча был постоянно занят посторонним предметом, поэтому его
речь, даже самая пафосная и выражающая лучшие чувства, звучала
двусмысленно, чтобы не сказать сильнее.
Чёрт ощутил волну тепла в холодной и пустой грудной клетке.
- Ступай же в мир людей, дитя моё, - ласково сказал он и смахнул
непрошеную слезу, пахнущую, почему-то, чесноком.
Меч прощально просиял в чёртовых лапах и исчез. Чёрт не стал
затягивать прощания: долгие проводы – лишние слёзы, к тому же в меч
было вложено столько адского опыта, коварства, цинизма, злой воли,
сарказма и прочих полезных в преисподней качеств, что он и сам, без
дальнейших инструкций знал, в чём его предназначение и как именно
ему действовать в мире людей.
Более строгий и пристрастный человек, чем автор, назвал бы этот
чёртов шедевр эпигонством. В десятке, как минимум, книжек, которыми
топили печь под одним старым редактором, что-то такое упоминалось.
В этих ярко переплетённых книжках то и дело встречались говорящие
мечи. Все они, как на подбор, создавались для руки избранного
героя, все отличались нестерпимым и склочным нравом, все
утверждали, что их создали многие тысячи лет назад... Но ведь, в
конечном счёте, оригинальность предмета заключается не во внешнем,
а во внутреннем его содержании, не так ли? Автор бы даже сказал: в
функциональном смысле.