Откуда-то, Егорычу показалось, что из подземных переходов, во
множестве стали появляться стремительные скользкие тени. Их были
сначала десятки, потом сотни, а затем и тысячи. Прошло каких-то
пять-десять минут, и вот уже на площади за вокзалом в свете
прожекторов освещения прямо на асфальте беззвучно корчились в
конвульсиях люди, задыхаясь от облепившей их странной розовой
слизи. По платформе метались какие-то прозрачные ящерицы, похожие
на жуткие привидения, радужно сверкали в лучах света и кидались на
тех несчастных, кто в панике толпился на перроне. А ещё твари
пытались запрыгнуть в поезд. Но на крышах вагонов лежали ребята с
фонариками и дробовиками — бойцы из городского ополчения, так их
назвал кто-то из тамбура. Они методично расстреливали платформу и
без раздумий палили по этим переливам в воздухе, а также, без
всякого сожаления, по поднимающимся с земли оборотням. «Переливы»
при точном попадании дроби с диким визгом разрывались на мутные
куски и оставляли на асфальте множество грязных лужиц. Пётр увидел,
как напротив соседнего вагона свершился ужасный акт превращения
человека, крепкого на вид пожилого мужчины, в неизвестно что, это
неведомо что, мокрое от слизи, поднялось на ноги и с невнятным
бормотанием вдруг зашагало, размахивая руками, по платформе в
сторону вокзала. Парень на крыше, ближайший к превращенному, почти
в упор выстрелил в него. Мужчина смешно взмахнул руками, упал набок
и захрипел. Но даже умирая, он продолжал шевелить ногами, словно
идя к намеченной цели. Из окна вагона раздался сдавленный женский
крик: «Но это же люди! », на что сосед с подножки, в модном
бордовом плаще, процедил в ответ мрачно: «Уже нет».
Внезапно на Егорыча с платформы метнулась жуткая водянистая
масса. Деваться было некуда, и Пётр успел лишь зажмуриться и
сильнее вжался в проём дверей. Над головой прогремел выстрел.
Открыв глаза, старик увидел, как масса разлетелась на десятки
кусочков и забрызгала ими край платформы. Малюсенькая капля попала
на носок его старого армейского ботинка. Егорыч неистово затряс
ногой, пытаясь сбросить странную слизь с обувки, но та мгновенно
впиталась в грубую толстую кожу. Ступня почему-то сразу стала
«ватной» и непослушной.
Другой демон, что спустя минуту так же кинулся прямо на Петра,
переливаясь всеми цветами в свете мечущихся прожекторов, оказался
более успешным. Как, впрочем, и опомнившийся Пётр. Когда эта
страшная слизь, неуловимая даже взглядом, стремительно полетела на
него, старик отцепил одну руку от поручня и отвалился вбок, всё ещё
держась за поезд надежды другой рукой. Человеку в бордовом плаще,
стоявшему за ним и зажатому в проходе, повезло меньше. Тварь
каким-то невероятно быстрым способом превратилась в совершенно
бескостное желе, облепила его, и мужчина истошно заорал. Пётр давно
не слышал, чтобы так кричали. Ближайшие к несчастному тоже завопили
и шарахнулись в стороны, давя соседей. Но один из пассажиров,
молодой парень в синем спортивном костюме, не растерялся, схватился
за фонарь на потолке тамбура и ногами в дорогих голубых кроссовках
вытолкнул бордового, корчившегося и трясшегося, словно в
эпилептическом припадке, на перрон. Бордовый упал, продолжая
трястись и стонать. Парень с крыши хладнокровно дважды разрядил в
него дробовик. Наконец, мужчина затих, и только правая рука его
продолжала, не переставая, конвульсивно дёргаться.