Фёдор поперхнулся оранжевым и вытаращил глаза на приятеля.
— Ты что?! Хочешь машину им отдать? Я — против! Тоже ещё
нашёлся, альтруист... Раненого осмотреть можно, а так — не-ет...
Сколько мы с тобой мыкались без колес...
Пётр задумался, словно не замечая словесного поноса Складки. Тот
продолжал бурчать, жалея насиженное место и прочую свою несчастную
жизнь, делая это, в общем, довольно вяло. Пётр, наконец, прервал
его.
— Да ничего я не хочу. Помолчи, дай обмозговать ситуацию.
* * * * *
* * * * *
Надя сидела на корточках рядом с лежавшим в забытьи Волком и
напряженно смотрела по сторонам. Она очень волновалась, когда Ир
даже ненадолго уходил. Перетянутая ремнем под коленом, нога
великана была слегка откинута в сторону. Свежий бинт вокруг раны
снова начал пропитываться кровью.
Нанд, утомленный последними событиями да и всей бессонной ночью,
лежал с другого бока старшего, по-детски свернувшись калачиком. Он
мирно спал, доверившись чутью Нади. Про необычную подругу Ирбиса
меж смотрящих ходили разные байки и небылицы. Начать с того, что
женщин среди смотрящих почти не было. Не каждый мужчина мог иметь
иммунитет против порабощающей слизи пятнашек. Одним из странной
цепочки факторов, как правило, являлись вес и рост, хотя бывали и
исключения. Почему-то, в подавляющей массе, только некоторые
крупные высокие мужчины оказывались менее или даже совсем не
подвержены влиянию чужих при контакте. Но даже среди великанов
таких было немного — не более одной сотой процента. И не каждый из
этой десятитысячной доли мог и готов был стать смотрящим.
Становились же ими и того меньше — единицы. А если учесть
несовместимость новой «профессии» с пристрастием к табаку и
алкоголю, особенно синтетике, то при катастрофическом сокращении
численности населения такие уникумы и вовсе походили на вымирающий
вид. Впрочем, это было справедливо и в отношении всего остального
человечества. Вопрос ставился, пожалуй, так — успеют ли эти единицы
что-нибудь предпринять до полного исчезновения вида homo
sapiens.
Женщин в среде бойцов с неведомым врагом было что-то около трёх.
Две с половиной, — иногда подшучивал над Надей Ир. Почему? —
подхватывала игру Надя. Потому что в схватке ты — дикая пантера, —
отвечал Ир. Быстрая, невидимая в темноте, красивая и грациозная —
не только в темноте. И даже не знаю, кого в тебе больше —
прекрасной девушки или сильной чёрной кошки. Но что я точно знаю, —
говорил он, обнимая её, а Надя таяла от его сильных рук и нежных
слов, — что я люблю тебя, мой шерстяной комочек, спрятавшийся в
ладонях, люблю больше самой жизни, какой бы чудесной она не была,
какой бы ужасной она не стала...