Волчара оборачивается и, ошалев от увиденного, достает из-за
пазухи гранату. Грел он её там, что ли? Я дёргаюсь, вспомнив нашу
последнюю вылазку, и кричу, срываясь в хрип:
— Волк, не надо! Подожди! Надя, пригнись!
Он смотрит ошалелыми глазами на меня, на мою ношу, на Надю, мне
за спину, коротко качает своей головищей, дёргает из гранаты чеку
и, прорычав «получи хреновину», со всей силой швыряет «гэшку» в
распахнутые створки гаража. Я машинально приседаю, с запозданием
понимая, что вставать с моим живым грузом будет ой как непросто.
Волк лишь опускается до уровня кабины и резко разворачивается к
группе с КПП. Те, упорные, почти достигли внедорожника. Волк целит
оружие в двух ближайших и почти что жмет на крючок. Надя с разбега
кидается на асфальт и прижимает ладони к ушам.
В этот момент раздаётся оглушительный хлопок. В ушах звенит, я с
трудом разлепляю веки. Волной из гаража выбивает несколько десятков
тел и ещё живых, громко вопящих серых, валит заодно и «группу
захвата», что очень кстати. Лобовое стекло на пикапе лопается,
засыпая пригнувшихся дедов осколками. Я завываю от натуги и, скрипя
суставами, поднимаю наши с бесчувственным Нандом двести кило.
Колено стреляет адской болью. Надя тоже встает с колена и кричит от
досады. Её «палыч» лежит позади неё шагах в пяти — обронила при
падении. Она скидывает с плеча дробовик...
И здесь я по-новому осознаю значение фразы «стечение
обстоятельств». Потому что обстоятельства наши «стеклись» в одну
нехорошую, дурно пахнущую кучу. Я всё ещё слишком далеко, метрах в
пятидесяти и не могу бросить друга — в затылок хрипят десятки
серых, я, не оборачиваясь, слышу их дурное дыхание. Надя обогнала
меня метров на тридцать, и её «палыч» лежит между нами. Грязные
тупые рабы-оборванцы, числом не меньше восьми уже почти у борта
машины, и, вдобавок, оглушённые «спецназовцы», обиженно мыча,
начинают подниматься. Надя пытается передернуть цевьё, кричит от
досады, и я понимаю, что дробовик заклинило. «Палыч» раненого Волка
противно пищит, сообщая о перегреве и разряде. Не меньше сотни
выстрелов, значит. А резервные блоки я сунул под сиденье, чтобы
случайно не намокли в кузове. Разряженная двустволка Егорыча лежит
рядом с ним на сиденье, заваленная битым стеклом. В общем, как
говорил мой батя в таких случаях — полная шоколадница. До сих пор
не знаю, причём здесь сладости.