Ну да, не Гагарин. И достижений особых нет. Зато оказался в
нужное время в нужном месте и не был совсем уж размазней.
У подножия ракеты мы не одни: тут уже толпится народ. Казалось
бы, режим секретности, но все равно: явились и фотографы «для
архива», и какие-то важные шишки, которые не терпится пожать нам
руки в исторический момент, и прочая шушера.
Президент Лученко неожиданно тоже здесь. Она жмет мне руку,
потом вдруг целует в обе щеки (на самом деле ее губы не касаются
кожи, чтобы не оставить след от помады, но со стороны не
видно).
— Покажите им там, чего стоят земляне, и особенно русские! — она
говорит эту явно отрепетированную фразу очень тепло.
Мне даже кажется, что эта теплота не наигранная. Но слухи о
любовнике и/или внебрачном сыне только что явно получили дровишек в
костер.
Последние снимки перед лифтом. Мне пожимают руки какие-то люди,
фамилий которых я толком не помню. Как их много все-таки — неужели
в такой обстановке надеются сохранить секретность? Если бы я был
главным, я бы всех разогнал.
Потом — медленный подъем наверх, когда с каждой секундой
становится видно все больше леса и дороги; из-за стены берез и елей
выплывают соседние площадки с пустыми стартовыми столами — сверху
те кажутся выкопанными в земле лабиринтами и поблескивают лужами
оставшейся после дождей воды.
Снова стараюсь вызвать у себя подобающие эмоции: как-никак,
прощание с Землей. Неизвестно, когда я в следующий раз увижу
голубое небо — ее или какое-нибудь другое.
Но нет, ничего. Я слишком устал, хочется только, чтобы все это
закончилось поскорее.
Кроме того, мой отлет за границы Солнечной системы по-прежнему
кажется нереальным. Мне в него не верится. Точнее, не верится, что
меня подберут на земной орбите, как обещали. Как будто все это
дурная шутка.
Ну, даже если и так, хоть на халяву в космос сгоняю.
Занимаем места в ложементах. Очень неудобно: места в «Федерации»
не так мало, как на старых «Союзах», но на нас громоздкие полетные
скафандры. Плюс еще спинки кресел практически лежат на полу. Часть
моего обучения была посвящена тому, как правильно расположиться,
забравшись в люк… явно недостаточная часть, как я теперь понимаю —
того и гляди, из-за моей неуклюжести старт придется переносить! Но
кое-как все получается.
На одном из кресел, намертво спеленутый защитным костюмом и еще
пристегнутый специальной сбруей, лежит Белкин. Он не спит, но
напичкан успокоительными — да по нему и видно. Кот только чуть
скашивает на меня глаза и приоткрывает рот, словно хотел мяукнуть и
передумал.