В те дни все были на взводе. Последнему недотепе было понятно,
что война проиграна и долго мы не продержимся, однако и сдаваться
на милость победителю никто не спешил [на самом деле,
согласно отчету квартирмейстерского управления ОКХ в плен с 9 по 23
августа попало 289472 военнослужащих армий союзников - прим.
ред.]. Тем более, что наша пропаганда последние два года
постоянно трубила об ужасах плена, немецких концентрационных
лагерях, газовых камерах и прочем.
Впрочем держаться до последнего патрона тоже никто не собирался.
Наша оборона проходила по линии Авранш-Лаваль-Анже-Нант с опорой на
Луару на юге и на Селюн на севере. При этом из портов Бретани во
всю шла эвакуация промышленности, ценностей, мирного населения и
собственно войск. Предполагалось, что защищать этот достаточно
небольшой клочок суши нам нужно будет лишь до тех пор, пока не
придет наша очередь грузиться на корабли для отплытия в
колонии.
В те дни, уже после того как 25 августа пал Париж - это надо
сказать больно ударило по всем нам - было объявлено, что даже при
оккупации всей Франции, правительство никакие мирные договора с
бесноватым австрийцем подписывать не будет [спустя тридцать лет
стало известно про попытку сепаратных переговоров между Рейно и
Риббентропом, которая провалилась из-за желания немцев чтобы
Франция объявила войну Англии и США, по сути став марионеткой
Третьего Рейха - прим. ред.], а значит война продолжится и
дальше.
Всю тщетность наших попыток построить новый фронт показали нам
боши, когда 29 августа одним мощным ударом смяли нашу оборону. Меня
по счастью на передовой в тот день уже не было, все же капать
траншеи и без меня нашлось кому, а вот толковых - а я смею
причислять себя именно к таковым - офицеров у Третьей Республики в
это время оставалось не так много. Двумя днями ранее меня выдернули
в Нант, где из остатков всех танковых и моторизованных частей
отступивших на полуостров, пытались сформировать боеспособную
дивизию, должную служить оперативным резервом. Сделано, однако все
было не по уму, а потому в момент самой острой необходимости, "18
Бретонская танковая дивизия" по сути существовала только на
бумаге.
Как обычно бывает в таком случае, при первых известиях о
немецком прорыве поднялась волна сметающей все моральные оковы
паники. Но ладно бы моральные, порой кажется, что в трудный час у
людей и способность думать рационально тоже выключается, и вместо
цивилизованного человека на сцену выходит самое настоящее
животное.