Най никогда ранее с подобным не сталкивался. Что ж, все рано или
поздно бывает впервые. А вот Шану такое приходилось слышать
наверняка. И дать ответ сейчас – его право.
Най думал, что его сотоварищи примут слова Наместника легче, чем
он сам. Но Тье был заметно растерян – у него даже рот приоткрылся
от удивления. А Шан был откровенно взбешен, хоть и держался с виду
спокойно. Най взгляда не мог отвести от его пальцев, с силой
сжимающих подлокотники кресла.
– Служащие сыска, – произнес Шан удивительно ровным голосом, –
не имеют права получать вознаграждение от лиц, так или иначе
имеющих отношение к следствию. Ни в какой форме.
В голосе его не было и тени сожаления: мол, нельзя нам, а не то,
так уж мы бы и рады. Нет – в голосе Храмовой Собаки звучало чувство
собственного достоинства и вежливый, но решительный и несомненный
укор высокому сановнику.
– Мы пришли не для того, чтобы получить вознаграждение, – твердо
сказал Най. – Мы пришли для того, чтобы исполнить свой долг.
Из уст кого-то другого и при иных обстоятельствах это могло бы
прозвучать напыщенно. Однако здесь и сейчас это звучало правильно.
Наем владели точно те же чувства, что и Шаном, и оттого интонации
их сходились настолько, что казалось, обе реплики произнес один и
тот же человек, хоть и непонятно, который из двух.
Тье незаметно, как ему казалось, перевел дыхание.
Наместник внимательно посмотрел на троицу сыщиков.
– Прошу меня простить, – промолвил он, наклонив голову в знак
извинения. – Я никоим образом не собирался оскорбить ваше понятие о
долге.
Действительно, умен. Понял, что именно ляпнул. Понял, чем именно
его слова оскорбительны. И главное – понял, что не извинение, а его
отсутствие непоправимо унизит большого вельможу перед сыщиками из
городской управы. Все-таки он вполне сын своего отца, тот бы тоже
извинился... хотя Наставник Тайэ и вообще не сказал бы ничего
подобного. Что поделать – недостатки вельможного воспитания, как
оно есть. Для Наставника Тайэ, в пятнадцать лет хлебавшего с
солдатней из одного котелка, любой человек был прежде всего
человеком со своей честью и достоинством. А вот его сыну
приходилось об этом напоминать.
– И если уж говорить о вознаграждении, – чуть сипло произнес
Шан, принимая извинение, – то причитается оно по-любому не нам, а
той женщине, которая вытащила господина Наставника из реки.