—
Моё состояние психологи называют депрессивным эпизодом. Оно приходит из
ниоткуда и уходит в никуда. Я ничего не могу с этим поделать. Его можно только
пережить.
— И
часто у вас такие эпизоды? — поинтересовался Дан.
— Всегда
по-разному.
Он
молча поднялся и вышел из комнаты.
Я
апатично подумала, что теперь Ларанский точно уйдёт. А назавтра извиниться и
скажет, что для меня нет работы. Потому что никто не захочет иметь дело с
человеком, у который проблемы с собственной головой.
«Надо
было придумать другую причину», — меланхолично размышляла я, глядя в
чёрную пустоту, и зевнула. — «Почему я сначала говорю,
потом переживаю о последствиях?»
Прикрыла
глаза и снова зевнула. Спать. Сейчас хотелось спать и ни о чём не думать.
Всё
произошло настолько быстро, что я даже не успела осознать. Будто этот момент
вырезали из памяти, оставив только невнятные кадры: жёсткие руки, смесь едва
уловимого терпкого парфюма и мужского запаха, и тепло квартиры, сменившаяся
обжигающим холодом воды.
Проклятия
застряли в горле. Ледяная вода жгла кожу, впившись тысячами иголок. Тяжёлые
руки с силой удерживали в ванной, будто впечатали в снежную глыбу. Я
пыталась выскользнуть из железной хватки. Пальцы судорожно вцепились
в ладони, стараясь оторвать их от себя. Вода с шумом выплёскивалась за
бортики.
В
какой-то момент хватка ослабла, и я, как ошпаренная, выскочила из прокля́той
ванной.
Я
оттолкнула от себя Дана и рванула в сторону комнаты. Однако не рассчитала
собственных сил, поскользнулась на мокром кафеле и больно приложилась коленками
об пол.
Мгновения
замешательства хватило Ларанскому, чтобы накинуть на меня тяжёлое махровое
полотенце и сгрести меня в охапку. Уткнувшись лицом в мокрую рубашку, я кляла
художника-садиста на чём свет стоит и рыдала. Меня трясло от холода, страха и
горечи, прорвавшейся наружу.
Постепенно
слёзы иссякли, превратившись в неясные всхлипы. Ноздри щекотал мужской парфюм.
Он почему-то действовал успокаивающе.
Оцепенелое от ужаса сознание постепенно прояснялось. Я обнаружила, что сижу на
полу в ванной. Тёплое махровое полотенце укутывало продрогшее тело. Тяжёлая
мужская ладонь осторожно гладила по мокрым волосам. Обняв меня, Ларанский мерно
раскачивался. В этом было что-то убаюкивающее. Так обычно успокаивают расплакавшегося
или напуганного ребёнка.