Я помнила Эдмунда
Ларанского. Видела накануне его дня рождения в усадьбе Дана.
Эдмунд произвёл неизгладимое впечатление измученного тяжкой болезнью. Он
был высок, — пожалуй, даже выше, чем Дан, — и крайне истощён, как человек,
по пятам которого следует тень смерти. Бледная восковая кожа обтягивала череп,
придавая Эдмунду жутковатый вид мумии. Из-за химиотерапии лицо и голова были
абсолютно лишены даже намёка на волосы. И только яркие синие глаза горели
стремлением к жизни и острым умом.
Его кресло-каталку
вёз слуга, одетый в серый безликий костюм. Говорил Эдмунд негромко и по
существу, словно старался не тратить силы попусту. Мы даже перекинулись парой
ничего не значащих фраз. Он сетовал, что его не оставляют в покое ни на
минуту, хотя врачи сообщили о внезапно наступившей ремиссии.
А через неделю
после собственного дня рождения Эдмунд скончался. Его в постели обнаружила жена. По предварительным данным, причиной смерти являлась внезапная остановка дыхания во сне.
Тут же зашуршали
таблоиды, запестрели интернет-издания многочисленными статьями: а не была
ли смерть Эдмунда выгодна кому-то из близких? Впрочем, скандала не
получилось, и пресса быстро переключилась с двусмысленных статей на хвалебные
некрологи о покойном.
Автомобиль свернул
за угол и бесшумно направился в сторону Города Грёз, оставив изящный светлый
дом позади. Резные клёны сменились стройными тополями, отбрасывающими сизую
тень на дорогу.
Вскоре пейзаж изменился. Словно из ниоткуда выросли однообразные коробки серых
многоэтажек, разрисованные стены индустриального района Города Грёз и
неопрятные улицы. Фабричный смог поднимался над трубами и превращался в тяжёлые
тучи, которые пузырились на небосклоне.
Рёв несущихся по
автостраде машин выдернул меня из раздумий.
— Фил,
— негромко попросила я. — Будьте так любезны, остановите возле
Царской площади.
Лысая голова водителя
молчаливо качнулась в ответ.
Фил предпочитал не разговаривать со мной. В его молчании было что-то
враждебное. Он относился ко мне с явным неодобрением, и это чувство было
взаимным. От такого человека, как водитель Ларанского, хотелось держаться
подальше. Здоровенный как медведь, лысый, с рассечённой бровью и широким лицом
Фил казался мне разбойником с большой дороги. Он был из тех людей, что говорят
глазами. Чаще всего исподлобья. Почему-то представлялось, что он способен убить человека и даже не дрогнуть.