Условия жизни в карантине были самые спартанские. За водой
выстраивались очереди к единственному ключику, обнаруженному
поблизости от временного лагеря. Хворост из прозрачной рощи,
окружающей луг выбрали в первые же сутки, а сырые деревья не желали
гореть без искр и дыма.
От постоянных истерик Анни спасали только занятия с метателем
ножей. Скучать и бездельничать она не привыкла, а потому быстро
оценила новые возможности и принялась осваивать искусство метания
ножей, не предполагая, что оно ей когда-нибудь пригодится.
Через две недели ее учитель заболел. Анни проводила с ним в
фургоне долгие часы, обтирая горящее в лихорадке тело, подавая воду
и поправляя повязку на лице – даже тусклый свет вызывал у больных
резь в глазах.
Вокруг уже лежали вповалку его друзья, а поблизости на телегах
стонали крестьяне, ехавшие на свадьбу. Через несколько дней заболел
каждый второй, еще через пару дней в дальнем конце карантина начали
копать ямы и засыпать их негашеной известью.
На глазах у юной маркизы огромная толпа людей, скопившихся в
карантине, начала впадать в панику. Слова «переехал на тот конец
карантина» стали синонимом смерти.
При появлении малейших признаков заболевания несчастный начинал
искать помощь, хватать за руки всех, проходящих мимо: солдат,
сиделок, докторов в просмоленных костюмах. С такими безумцами
поступали довольно жестко: пеленали в простыни и поили
успокоительным настоем. Если не было успокоительного, вливали
стакан крепкого вина.
Увы, в этой пустынной местности для такого количества людей не
хватало даже предметов первой необходимости: тюфяков, посуды, корыт
для стирки грязного белья. Но еще больше не хватало людей,
способных подать стакан воды и утереть лицо. Несколько женщин,
потерявших в карантине близких, служили сиделками, за остальными
практически никто не ухаживал.
Тут–то и пригодилось Аннелоре вбиваемое матушкой умение
ухаживать за больными и ранеными. Как знатная дама, получившая
отличное образование, Аннелора умела парить травяные отвары,
унимающие лихорадку и боль, поить лежачих с помощью ложечки и
перевязывать раны. Брезгливость и нервы отступили в первые же дни,
когда вокруг все плакали, стонали, проклинали или молились. Все на
что хватало сил – бродить с ведром воды и сомнительной чистоты
тряпками, обтирая потные лица, подносить к обкусанным губам
обгрызенную деревянную чашку, да иногда закрывать глаза тому, кому
еще вчера подавала чашку.