Метатель ножей и канатоходец ходили с ней – больше никто из
цирковой группы не выжил. Мужчины не чурались любой работы -
подносили ведра, переворачивали раненых, иногда напоминали девушке,
что надо есть и спать, если сами от усталости не падали рядом, на
затоптанную землю. Они оба считали Иниру своим талисманом и боялись
отойти от нее хоть на шаг. По мнению этих мужчин, ад выглядел как
бесконечный карантин.
***
Еду, одежду и лекарства выдавали присланные королевской школой
медики. Они же платили по медяку в день за помощь. Солдаты,
охранявшие карантин, обращали внимание на странную компанию из
тощей девчонки и двух изможденных мужчин, но в самом карантине
несчастным болящим было мало дела до окружающих.
Никому и в голову не могло прийти, что изящная, словно дорогая
фарфоровая статуэтка, герцогская дочь и всклокоченное существо с
покрасневшими руками и безумно горящими глазами – одно лицо.
За время, проведенное в карантине, Аннелора видела столько боли
и смерти, что родной дом потускнел и воспоминания о нем отступили.
Забылись родные стены и любимые люди, мягкие постели и фарфоровые
блюда.
Ежедневный труд и ужасный запах, который она перестала замечать
на третий или четвертый день; стоны и слезы, от которых ее сердце
оледенело; беспросветно-серые дожди, накрывшие обитель скорби в
сентябре, - они выбили остроту воспоминаний о близких.
Девочке уже казалось, что так было всегда – серый мир вокруг,
тяжелая, но привычная работа, знакомая круговерть докторов, солдат
и больных.
До бездорожья солдаты успели выстроить навесы, под которыми
укладывали лежачих. Ледяные дождевые капли залетали под парусиновый
полог и холодили тело. Щекотали шею, которую не прикрывали больше
локоны изысканной прически, смачивали затоптанный пол, делая его
еще грязнее.
Поддерживать чистоту в этом скопище тел было практически
невозможно. Но Инира старалась. Мыла полы, раскладывала по углам
пучки полыни, собирала грязное белье и уносила таким же усталым
прачкам, с утра до ночи стоящим над корытами и дымящимися
котлами.
Иногда она засыпала стоя, привалившись к опорному столбу навеса,
тогда Сигизмунд укладывал ее в опустевшей повозке, укрывая плащами
и куртками. Проснувшись от чьих-то стонов, она даже не успевала
высказать метателю ножей благодарность – снова бежала к
навесам.