— Тебе слишком хорошо с нами! — отец начал сердиться. Он не
повысил голос, ни взглядом, ни жестом не дал понять, что злится на
ее пассивность, но Лера видела — сердится.
Она попыталась перевести разговор в шутку:
— А зачем выходить из зоны комфорта, если можно жить в зоне
комфорта?
Однако отец был настроен серьезно.
— Лера... Мы с мамой уже давно откладываем, сумма накопилась
приличная, хватит на все оставшиеся операции. Я понимаю, ты хотела
сама... Но давай ты в этот раз возьмешь деньги, а сама уж дальше.
Согласна?
Лера молчала, не в силах ответить. Перед глазами встали
холодные, пахнущие хлоркой коридоры клиники и залитая ярким светом
операционная.
Сколько часов (или дней?) Лера провела там, каждый раз ожидая
чуда и каждый раз разочаровываясь? Да, шрамы потихоньку исчезали,
но она продолжала расти и вместе с ней росла кожа, рубцы
искажались, соединительная ткань натягивалась... Сейчас, в двадцать
лет, наверное, самое время заняться лицом вплотную, наверное,
сейчас-то все бы выправили, до конца. Но опять операции,
восстановление, боль...
А что если снова все надежды пойдут прахом? Или, наоборот,
станет она нормальной, красивой даже, ведь на здоровую-то половину
лица она хорошенькая... Что тогда? Все изменится?
Или нет?
Лера, не поднимая глаз, глухо спросила:
– Пап, а вдруг меня и... после нигде не возьмут?
– Что за ерунда? – отец сел рядом и, приобняв за плечи, заглянул
ей в лицо. – Возьмут, конечно. Погоди, еще драться за тебя будут! И
вообще, путей много. Захочешь, так и вовсе свой центр откроешь.
— Чур меня, чур! — отмахнулась Лера. Чуть помолчав, она выдавила
кривую полуулыбку и спросила: — Выгоняете, значит?
Отец встал.
— Ну, дочь! Да живи с нами хоть до пенсии – мама только рада
будет. Только, знаешь... хочется все-таки увидеть, как птенчик наш
крылья расправит.
***
Отец давно ушел, и братья за стеной уже притихли, а Лера все
ворочалась в кровати. Слова отца не давали покоя.
Нет, она вовсе не собиралась провести в своей комнатке всю
жизнь. Но что если и впрямь подзадержалась?
Лера скользнула пальцами по щеке. Причудливая вязь тонких
твердых ниточек и три длинных бугристых рубца. Один пересекает
висок, второй присоединяется к нему от глаза, третий на уровне уха.
Рваные полосы тянутся к подбородку, цепляя по пути уголок рта, и
искажают лицо даже при малейшей улыбке. По сравнению с ними
поперечный рубец совсем небольшой. Но именно тут щека была
разорвана. В дыре белели зубы, и можно было высунуть кончик
языка.