Огромные изменения произошли и в общественной, и в политической
жизни. В 1901 году, едва разменяв девятый десяток, умерла королева
Виктория, и с ее смертью завершилась целая эпоха; принц Эдвард
взошел на престол; суфражистки Новой Зеландии и Австралии добились
избирательного права для женщин; Трансвааль и Оранжевое государство
выступили против британского сюзеренитета и были разбиты нашими
доблестными солдатами, несмотря на яростные протесты либералов в
парламенте.
Япония нанесла русским чудовищное поражение из-за чего в России
произошла революция: все эти жутковатые mouzhik и kossak пытались
свергнуть своего царя. В наших газетах очень много писали об этом,
не в последнюю очередь потому, что император Николай как две капли
воды похож на принца Георга.
Я неоднократно пытался представить, как отреагировал бы мой друг
на то или иное событие, его аффективный голос с неподражаемой
иронической интонацией постоянно звучал у меня в голове.
Как врач я понимал, что схожу с ума, что все это кончится для
меня либо самоубийством, либо домом для душевнобольных.
Три жестоких удара судьбы – смерти Холмса, Мэри и миссис Хадсон
– несомненно, добили бы меня, если бы не она. Моя единственная
отрада, удержавшая меня от неизбежного погружения в зловещую пасть
безумия. Моя дочь, моя Аделаида.
Помню, как в минуту отчаяния, глядя на кресло, в котором,
кажется, еще совсем недавно сидел, покуривая трубку, мой друг, я
словно бы провалился в некий потусторонний, совершенно чудовищный
мир.
- Папочка!
Лишь тонкий детский голосок возвратил меня к реальности.
Очнувшись, я увидел Аделаиду. Ее тонкая, бледная ручонка держала
меня за руку, до белизны в костяшках пальцев сжимающую револьвер. Я
отбросил оружие и, подхватив на руки свою дочь, крепко обнял ее,
едва-едва сдерживая рыдания.
После этого случая мне стало легче. Нет, Холмс не исчез из моей
жизни и моих мыслей, но он стал чем-то вроде воображаемого друга,
подобного тому, что придумывает себе одинокий ребенок. Разумеется,
я не общался с Холмсом (уж поверьте, я не сошел с ума!), просто
пытался представить, как поступил бы Шерлок в той или иной
ситуации. Кроме того, читая криминальную хронику в газетах, я
пытался использовать дедукцию, но без большого успеха.
Спрятав револьвер в сейф Холмса, я полностью посвятил себя
воспитанию дочери. Частную практику мне пришлось оставить, так как
я не мог врачевать людей, не будучи твердо уверенным в своем
собственном, прежде всего, душевном, здоровье. Кроме того, мы с
Аделаидой могли не беспокоиться о деньгах по двум причинам: во
первых, мои рассказы, к моему немалому изумлению, стали чрезвычайно
популярны и отлично продавались не только в Королевстве, но и во
многих странах мира; во-вторых, мой бесценный друг оставил
завещание, согласно которому мне досталась внушительная сумма. Я
знал, что эти деньги Холмс копил на свою заветную мечту – медовую
пасеку в Суссексе, поэтому нетрудно представить, как сжалось мое
сердце, когда нотариус озвучил последнюю волю моего безвременно
погибшего друга.