- А-а-а-а-а!
Серый, чудом раскидавший нападавших, кажется, за единый сиг с разбегу прыгнул ко мне. Я тут же с чувством выполненного долга снова ушла под воду. Друг за волосы выволок утопающую и придерживал за обе руки, лепеча что-то успокаивающее. К слову, куда более успокаивающим оказался его вопль:
- Помогайте, идиоты!
«Идиоты» по традиции припустили к домам, снова побоявшись попасться. Петька позже оправдывался, дескать, за помощью побежал. Когда же у него спросили, чего тогда не привёл, разревелся, пуская сопливые пузыри. Гринька же после этого случая и вовсе вёл себя так, точно это он чуть не потонул, а я его бросила. Но всё это я узнала потом. А тогда…
А тогда я, кажется, начала седеть, потому что за ступню меня кто-то схватил.
Лёжа наполовину в воде, наполовину на суше, которая вовсе и не суша, а сплошь грязюка, увязая в ней всё сильнее, я отчётливо ощутила, как что-то крепко вцепилось и тащит меня обратно.
- Серый, - всхлипнула я, - меня, кажется, кто-то держит...
- Брось, просто коряга. Дергайся давай, - прохрипел он.
- Я н-н-не м-м-могу! - Зубы отбивали бравый танец. Теперь, кажется, не от холода, а от страха. - Оно крепко держит…
- Никого там нет! Давай, пни ногой!
Я тихонько заскулила, осознав, что спасение выскальзывает из мокрых пальцев. Что-то тянуло меня на дно. И это что-то было сильнее, чем два напуганных ребёнка.
- Серый, уходи. Брось меня. Это наверняка болотник, он нас обоих утопит!
- Заткнись.
Я даже не обиделась. Я уже изготовилась встретить безвременную кончину.
- Скажи маме, скажи…
Серый, зарычав, как дикий зверь, тоже сиганул в воду, нырнул, обхватил меня поперёк пояса и, смачно ругаясь, поволок на берег. Я зажмурилась. Гром глотал звуки, брызги становились продолжением дождя, превращаясь в потусторонний водоворот…
Когда Серый всё-таки вытащил меня из воды и прижал к себе, продрогшую до нитки и трясущуюся от ужаса, я уже мало что соображала. Но когда он меня обнимал, глядя через плечо, я отчётливо слышала жуткий писк, от которого кровь грозила потечь из ушей. Окончательно обессилевшая, я упала и забылась.
Когда мы бежали в прошлый раз, собраться было легче.
Тот дом мне никак не удавалось обжить: тёмный, холодный, он казался вечно пустым и одиноким, хоть и стоял почти на окраине Ельников – деревеньки всего в четверти дня пути на лошадях от родных Выселок. Когда мы нашли отдалённый домик и спросили владельцев (пустят ли пожить за малую денежку?), местный голова чуть не заплясал от радости: владельцем был он, но, видать, не привечал вовремя домового, поэтому так никто здесь и не остался. Дом потихоньку ветшал, утварь, как по сглазу, ломалась одна за одной, а выгнать из комнат злую прохладу не представлялось возможным. Нас и пустили на постой с условием, что избу подправим (бдительный голова исправно ходил проверять, как идут дела), а после уже и об оплате поговорить можно. При таком уговоре мы, конечно, с ремонтом не спешили. Вот и вышло, что изба всегда выглядела полуразрушенной, будто её не чинят, а ломают, одежда так и лежала на лавке в узелке, готовила я упрямо в походном котелке, да и вообще не питала к жилищу особой любви, справедливо полагая, что оно лишь временное. Надеялась ещё через месяц-другой вернуться в родную деревню.