— Как там холодно…
В словах этих было только отчаянье —
острое, щенячье… Оно оглушило сильней, чем страх минуту назад: Олаф
знал, как там холодно.
Угольки в печке потрескивали
потихоньку, давая все меньше света, но бледное лицо в полутьме все
равно было видно отчетливо: в лобной области слева мелкие ссадины
бурого цвета, осаднение кожи неопределенной формы на левой скуле…
м-м-м… два с половиной на полтора сантиметра. Отморожение левого
уха третьей-четвертой степени. Аналогично концевые фаланги второго
и третьего пальцев правой руки темно-бурого цвета.
Пястно-фалангиальные сочленения на правой руке покрыты ссадинами
буро-лилового цвета пергаментной плотности. Подрался? Да нет же,
повреждения больше похожи на агональные. Впрочем, может, и не в
агонии, но уже в состоянии гипотермии.
Олаф осекся, холодея. Он слышал, что
в допотопные времена люди его профессии быстро спивались, но для
себя считал это чем-то… унизительным… Пить от страха — что может
быть глупей? А тут подумал о фляге со спиртом с вожделением, хотя
спирт при гипотермии вовсе не полезен.
Угли совсем погасли, темнота
становилась кромешной… Ветер свистел в незакрытой печной трубе, а
где-то далеко, слышный даже сквозь полог из пуховых спальников,
грохотал прибой: потревоженный грозой Ледовитый океан не спешил
успокоиться.
Олаф лежал без сна и без движения —
или ему казалось, что без сна?
Он проснулся от холода и увидел
сквозь щель в пологе смутный свет.
Чем он думал, когда улегся спать, не
закрыв вьюшку? Боялся угореть? Теперь драгоценное тепло ушло в
небо…
Он проспал рассвет! Световой день
здесь не более шести часов, и сколько из них прошло —
неизвестно!
Рассвет разгоняет ночные страхи,
мысли становятся трезвыми, а иногда — слишком трезвыми. Понятно,
что согревание после такой теплопотери может вызвать не только
кошмарные сны, но и галлюцинации…
Вылезать из-под спальника не просто
не хотелось — от воспоминания о холоде сжималось все внутри, даже
дыхание перехватывало, как будто снова предстояло нырнуть в ледяную
воду. Мысль о скоротечности светового дня подтолкнула наружу и
сняла дыхательный спазм. На движение мышцы отозвались болью —
крепатура, ничего удивительного после нарушения периферического
кровообращения, она пройдет, если шевелиться.
Во времянке было гораздо светлей, чем
под пологом: надувные уроспоровые стены и крыша пропускали свет.
Олаф поискал куртку и сапоги себе по размеру — некогда завтракать,
поесть можно потом, когда стемнеет. На этот раз есть хотелось
сильно, и он попил воды.