— Ой, мамочка! Мамочка! Оле,
перестань! Мама!
Вообще-то самому стало страшновато,
когда лодка вышла на полный виток, — сердце зашлось, когда качели
замерли в верхней точке на долю секунды и отпустила на мгновенье
центробежная сила… Но лодка миновала препятствие, понеслась к
земле, набирая скорость (и внутри все взлетело от ощущения
невесомости), пулей прошла над вытоптанной в земле ложбинкой, и
довольно было подтолкнуть ее совсем немного, чтобы лодка сама, по
инерции, сделала еще два полных оборота…
У Ауне по щекам бежали слезы, и
только тут Олаф подумал, что сделал что-то не то… Остановить качели
сразу не так просто, а иногда и опасно, лучше просто подождать,
когда они сами остановятся. И он просто ждал, смотрел на нее сверху
вниз и ждал. И думал о том, что они могли опрокинуться. Запросто.
Лодка могла пойти не по той траектории, выбросить толчком их обоих.
Не только глупо, а смертельно опасно, — и не собой ведь рисковал…
Пожалуй, если бы сейчас у качелей объявился Матти и врезал Олафу по
зубам, Олаф был бы ему только благодарен.
— Извини, — пробормотал он, не зная,
куда спрятать глаза.
— Да ты чего? — Она шмыгнула носом. —
Это здорово было… Очень страшно! Меня так никто еще не качал!
Она ему доверяла… Она на него
полагалась…
Из всех присутствующих, должно быть,
только Ида поняла, что произошло, — стояла бледная и смотрела на
Олафа испепеляющим взглядом. А потом прошипела:
— Дурак, вы же чуть не разбились…
Он подхватил Ауне под мышки, помогая
выбраться из лодки, и на секунду ощутил ее тело у себя в руках.
— Оле, мы правда чуть не разбились? —
спросила она шепотом.
— Правда.
Она кивнула, но ничего не сказала в
упрек. На следующей неделе Олаф раздобыл в Узорной тяжелые пружины
и поставил на качели ограничитель.
Потом Ауне любила вспоминать эту
историю — обычно в минуты близости, с особенной, пронзительной
нежностью: «А помнишь, как ты “солнышко” на качелях крутил?»
Холодное зимнее солнце Гагачьего
острова слепило глаза.
Они не могли подраться (и тем более
убить) из-за теплых вещей. Не могли. Это невозможно, немыслимо. И
неразумно. Олаф взглянул на тело девочки под спальником — ребята
отдали ей самую теплую одежду, а значит не потеряли рассудок, не
бросились спасать собственные жизни любой ценой. Саша был самым
младшим и далеко не самым сильным — никто не станет драться со
слабым.